Айгуль Шайхутдинова - Мир во время войны

Но вдруг, вместо утренней музыки, по радио прозвучал голос диктора. Он говорил твердо, ровно и страшные слова, которые на тот момент мы еще не полностью поняли. Голос говорил, что пришла ВОЙНА на нашу Родину, что нам нужно стойко это принять и защищать себя и свою землю. Он еще много что говорил, но я не помню, потому что у меня в голове звучала какая-то тишина, я закрыла глаза и как будто просто прыгнула с обрыва и застыла в падении. Когда я пришла в себя, мы молча продолжали сидеть и слушать. Голос говорил и говорил, но он не говорил, как в десять лет понять, зачем это происходит, когда я хочу просто играть и купаться в этот жаркий июньский день. Как перестать хотеть быть беззаботным ребенком? Нет, на мои вопросы диктор не давал никаких ответов.

– Мама! – вдруг закричал мой брат. Мама молча смотрела на нас, и мы тоже все смотрели молча в ее глубокие глаза. И в этот момент я поняла, что я должна забыть про детство и что я уже взрослая и должна помочь маме и папе пережить это время. Чтобы им было легче. Я это поняла, но не понимала, как это сделать. И это пугало больше всего.

– Не бойтесь, до нас фронт не дойдет, – в голосе мамы слышались нотки тревожности. Я пыталась представить, о чем она сейчас думает. Наверно, ей было страшно.

Мои братья стали доедать свои куски булок и запивать чаем. А я больше не смогла притронуться к своей чашке. «А как же покупаться на речке?» – подумала я и сразу же отругала себя за свои эти старые безнравственные мысли. Я же уже взрослая! Никакой речки! Но все равно я хочу быть ребенком и хочу детские шалости, а не эту войну!

Июнь 1941 г.

Дорогой дневник! Прости, что не писала вчера, но я не могла разобраться с этим новым миром. Но я решила, что писать сюда лучше, чем держать в себе. Напишу, что было вчера и сегодня.

Вчера ко мне пришла такая мысль, что лето стало уже не таким любимым временем года. Мама была утром дома и какая-то мрачная.

Я не решилась спросить у нее, что случилось. Потом часов в 11 утра она вышла из дома во двор, затем я услышала скрип калитки. Я не могла просто так сидеть и ждать, не могла я так усидеть на месте. Я вышла из дому во двор, побежала к калитке и приоткрыла ее. Мне хотелось узнать, куда она пойдет. Мама пошла в сторону сельского клуба, он находился в двухстах метрах от нашего дома. Это был негласный центр деревни. Тут находился клуб, магазин. Все жители собирались там, когда что-то происходило значимое для жителей. Вот и сейчас было очень много взрослых, как будто вся деревня пришла. Было очень шумно, что казалось, что даже я могу услышать, о чем все кричат, но это было невозможно, потому что кто-то кричал, кто-то плакал, и невозможно понять, о чем говорят.

– Слышала, что война?! – подбежал ко мне мой друг. Я вздрогнула от неожиданности – так незаметно он подошел. Он был на полголовы ниже меня, хотя и старше на два года. У него были поразительно добрые глаза, и сейчас в них я увидела тревожность с долей задорного огонька. Наверно, это тот огонек, который есть в каждом мальчишке, который мечтает о подвигах.

– Я сразу прибежал к тебе, у меня там дома ужас что творится! – он задыхался. «Наверно, очень спешил ко мне», – подумала я.

– Да, я знаю, – ответила я ему и снова направила свой взор на толпу.

– Пошли поближе, послушаем, что там говорят! – в его голосе было столько задора! Я снова посмотрела на него. Мне показалось, что он еще не до конца понимает всей серьезности ситуации, что думает, что это какая-то игра.

– Нет, я не могу, мама велела остаться мне тут, – строго ответила я, но самой ой как хотелось побежать с ним туда и все услышать собственными ушами!

– Тогда я сбегаю, а потом вечером всем расскажу на нашем месте! – сказал мне мой друг и, не дождавшись моего ответа, стартанул в сторону клуба.

Я стояла на прежнем месте и теперь уже смотрела, как он выполнит свою миссию. Мне тоже очень хотелось побежать вслед за ним, и я уже почти решилась, но меня остановил мой внутренний голос. Он мне говорил, что мама меня там увидит и будет недовольна, что я ослушалась. Война войной, а слушаться маму всегда нужно. Теперь детские забавы я должна оставить позади.

И в этот момент, когда я думала о своем, я увидела, как из дверей клуба вышел наш председатель. Ему было лет сорок пять, но уже седина покрывала половину его головы. Он был добрым, широкой души человеком, так говорил мой папа. Но сейчас он выглядел иначе. Он был растерян, было видно, он старался держаться спокойно. «Если уж он растерян, значит, ничего хорошего не будет», – подумала я. В руках у него был листок бумаги. Вся толпа, увидев его, обернулась к нему. Все замолкли, сразу стало так тихо и мне стало как-то неуютно, какая-то громкая тишина. Он сказал вот, что: