Утро назначенного дня пришлось на воскресенье, и старик с досадой подумал, что умереть в святой день было бы неплохо, но до понедельника придётся обождать… «Камилла, детка, не успею! Всему конец, если не решу, что нужно сделать», – задумчиво и грустно произнёс старик, всплеснув от досады руками. В голове, однако, поселился полнейший беспорядок, а мысли окончательно запутались. Накануне вечером он наконец получил ответ от адвоката. Больше месяца пришлось ждать проклятую бумагу, в которой вместо простого логичного решения мерзавец и пройдоха, изящно извиняясь, признаётся в том, что не справился, и взыскать со страховой компании выплаты в пользу Камиллы уже, увы, невозможно. Полный провал, времени почти не осталось… У Пабло от напряжения предательски задрожали колени, и он едва не рухнул на пол. Проклятый недуг, словно чувствуя слабость хозяина, сильнее обычного укусил между лопаток и медленно растёкся судорогой до самых кончиков пальцев. Мужчина застонал и согнулся, стоять с прямой спиной больше не было сил. Собрав остатки своей стальной, хотя и изрядно проржавевшей воли, он закусил губу что было сил и вцепился руками за перила. «Не смей! Ни звука! Обожди всего несколько секунд», – пронеслось в голове у сеньора Осорио. Никогда прежде он не позволял себе стонать на людях. Одна, две, три, четыре… двенадцать секунд, и… первый боньдиньо с ужасающим лязгом и грохотом проехал мимо его дома. Старик выдохнул и чуть слышно прорычал свой стон сквозь плотно сомкнутые губы вслед удаляющемуся жёлтому вагончику: «Отец Небесный!!! Не могу-у-у больше-е-е… Дружище, умоляю, забери эту проклятую-ю-ю бо-о-оль».
Красно-жёлтый пустой трамвайчик ничего не ответил – безразличный к человеческим страданиям, он скрылся из виду за поворотом и снова наступила тишина. Боль, однако, и вправду немного отступила. Дон Пабло, отпустив напряжение, немного взбодрился и едва заметно улыбнулся самому себе. За долгие годы жизни в родном квартале он смог искренне полюбить скрежещущий металлический звук проезжающего мимо старого трамвайчика и каждый раз, встречая его, испытывал необъяснимую радость. Он даже мысленно стал называть его «старым товарищем» и радостно приветствовал, кивая ему по утрам.
И вот старик на мгновение позабыл о возрасте, о телесном недуге и, расправив некогда могучие плечи, вытянулся в струнку, но… спустя всего один вдох резко обмяк, словно кто-то невидимый положил ему на плечи полный мешок пшеницы. Чуть слышно застонал, но подбородок при этом не опустил, потому что давным-давно пообещал себе никогда не склонять голову перед лицом жизни и не прятать глаз от смерти. Однако именно этим утром Пабло довольно явно почувствовал, что незваная гостья совсем близко и минута за минутой уверенно приближается к его обветшалому дому. Всего несколько шагов – и она постучит… Войдет бесцеремонно, без стука, не снимая туфли, и всё будет кончено. Вопрос оставался всего-навсего один: «Когда именно это произойдёт?!» – и ответ Пабло, увы, не знал. «Что, если ночью? Я буду спать в своей постели и не увижу её лица!» – презрительно морща лоб старик продолжил цепочку тягостных размышлений. – «Нет, так умирать я не хочу! Не для того я выжил, болтаясь трое суток посреди океана в ожидании акул, чтобы трусливо и малодушно умирать на скрипучей койке, спрятав голову под простыней! В чём вообще смысл моей жизни? В ЧЁМ? Все, кого я любил, давно умерли, отчего же я, одинокий и беззубый крокодил, по-прежнему живу? Не понимаю, почему океан не забрал меня тогда, когда я был молод, здоров и свободен?! Наверное, он, как и я, не верил в то, что время моё вышло… Ведь когда не веришь – умирать не страшно! А сейчас? – Бессмыслица! Жить страшно, умирать тоже… Пожалуй, было бы намного правильнее уйти в вечность у берегов Нассау, чем в бестолково, в болезненной беспомощности ожидать смерть в нищенской душной собачьей конуре», – сокрушался Пабло, разглядывая помятые фантики далёких воспоминаний.
Дон Пабло Осорио был одним из тех редких людей, чьи судьбы, словно страницы романа, до того непредсказуемы и драматичны, что сам автор порой роняет пару слезинок, перечитывая текст. Пабло бежал с Кубы совсем юным. Это был не его выбор, но был его единственный шанс. Шанс, за который цепкие молодые руки юноши крепко ухватились и не размыкая пальцев держались до самого своего чудесного спасения. Именно тогда Пабло поверил и почувствовал Его присутствие в своей жизни. Незримый, могущественный, молчаливый, заботливый, мудрый… Тот, чьи черты Пабло желал увидеть, и тот, чьи слова он сейчас пытался расслышать в тишине утреннего квартала, в надежде хотя бы перед смертью найти способ помочь двум единственным своим близким людям на этой бездушной пустынной планете.
Читать дальше