Андрей Брыксенков - РАССКАЗЫ ЗА ЖИЗНЬ

После войны посуровели, похмурели ленинградские дворы. Куда-то исчез щебет малышни. Не носилась пацанва на самокатах. Огольцы не играли в Чапаева, не гоняли мяч (дп и мячей-то в продаже не было). Они ошивались на заднем дворе, играя на деньги в «чику» или в «пристеночек». И даже девочки не прыгали на скакалках. Хотя классики традиционно чертили. Вот такая неактивность навалилась в Ленинграде на послевоенное детство.

Наверное потому инертность поразила ленинградских детишек, что калорий, которые заключались в продуктах, выдаваемых по карточкам, было недостаточно для подвижной, мажорной жизни мальчишек и девчонок. Конечно, недостаточно! Да ещё вместо полноценного продукта часто выдавали заменители. Так мясо заменялось яичным порошком, причём в таком соотношении, что хозяйка, получив столовую ложку этого порошка не знала, что с ним делать. То ли есть, то ли любоваться. Вместо крайне нужного детскому организму сахара, часто выдавали финики или повидло. Конечно, с фиников много не попрыгаешь. Не мартышки же. Ну и последствия перенесённого голода сказывались.

Но вот, что удивительно: мальчишки не прыгали, не скакали, не носились, но дрались по малейшему поводу. Пацаны были как недотроги, настороженные, насупленные, колючие. Хорошо, что в те времена все драки происходили в рамках дворового кодекса:

–– двое дерутся – третий не лезь,

–– лежачего не бьют,

–– ниже пояса не бить,

–– бой до первой крови,

–– ногами не бить.

Сейчас-то всё наоборот. И откуда нынешняя молодёжь такого озверина набралась?

Во дворе главным авторитетом, судьёй, арбитром являлся Олег Гуляев. Это был невысокий, но коренастый и сильный пятнадцатилетний мальчик. Его лицо было изуродовано рубцами, которые он получил в результате ожогов от палящего огня зажигалки: он её неудачно захватил щипцами. Его грудь украшала медаль «За оборону Ленинграда».

Из всех медалей Союза, а их насчитывалось 57 наименований, наиболее уважаемой (после медали «За отвагу») была медаль «За оборону Ленинграда». Да и понятно почему. Просто-то жить под снарядами в голодной осаде – это уже подвиг, а если ещё и бороться – это подвиг вдвойне. Ленинградские дети проявили способность к такому подвигу. 15 000 из них были награждены медалью «За оборону Ленинграда». Вот и Олега Гуляева наградили. Награду он носил с достоинством, никогда не снимая. Детвора взирала на него с восхищением. Да и все в те поры с уважением относились к людям при орденах и медалях.

Но это продолжалось не вечно. Со временем потускнел блеск наград. Вернее не потускнел, а его притушили. Как-то так получилось, что к общественному рупору пробились люди не воевавшие и не стоявшие на трудовых вахтах и наград, естественно, не имевших. Они стали ненавязчиво, но регулярно и неотступно внушать, что энтузиазм, героизм, патриотизм – дешёвые агитки. Армия – нахлебница, а офицеры – дуроломы и бездельники. Ордена и медали – стариковские цацки и погремушки. И народ (особенно молодёжь) поверили этим нерусским голосам, причём настолько, что офицеры в форме стали неуютно чувствовали себя на людях, а ветеранам стало стыдно надевать награды. Автор знавал дедулю, который выгуливал вдоль Культуры большого пса, на ошейнике котрого были размещены медали, заслуженные этим дедом. К слову, именно с этого поветрия и начался развал Союза.

Но эта напасть приключится не скоро. В сороковые года и офицеры и награды котировались высоко. Хотя и в то время награда – это ещё не пропуск на авансцену. Так Олега Гуляева, несмотря на хорошие отметки в дневнике и на боевую награду не приняли в только что открытое в Ленинграде Нахимовское училище. Ему прямо сказали, что его внешность не соответствует героическому образу советского офицера.

Действительно, внешность Олега пугала и отталкивала публику. Когда он неудачно укрощал зажигалку, пылающие частицы горючего вещества, которым плевалась бомба, попали ему на лицо и местами прожгли физиономию до черепа. Чудо, что глаза уцелели. В те времена пластическая хирургия была ещё не на высоте. Несмотря на несколько операций, лицо Олега являло собой жутковатую маску из коричневых рубцов и красных пятен.

Постепенно Олег со своей судьбой смирился. Он перестал на людях прятать своё лицо, скрываться от любопытных глаз. Он научился безразлично относится к реакции публики на своё уродство. Одно только по настоящему угнетала его: девочки не хотели заводить с ним дружбу. И чем старше он становился, тем в большей степени эта угнетённость давила ему на душу. А тут ещё Лидка Севорцова овладела всеми его помыслами и чаяниями. И чего он в ней нашёл? Девчонка и девчонка – ничего особенного. А вот подишь ты!