Михаил Коротунов - Мой дом

© Михаил Коротунов, 2021

ISBN 978-5-0053-9472-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мой дом

Дом, в котором я родился, практически не оставил никаких воспоминаний. Только время переезда, сбора вещей. Я стою у лестницы, а отец снимает с чердака разнокалиберные ящики. Особенно запомнился один, в котором были всякие погоны, фуражки, и непонятные предметы. Остатки прежней, военной жизни. Чем он привлек мое внимание? Скорее всего галуном погон. И кроме этого ящика с военным майном, который и сейчас, как будто перед глазами, я ничего не помню.

Зато следующий дом я запомнил отлично во многих деталях. Начиная с кучи вещей, на которую я был водружен, чтобы не путался под ногами. Новенькая блочная четырёхэтажка, последняя в городе перед степными просторами, гладью далёких ставков и пирамидами терриконов. Поначалу за малостью лет меня выпускали гулять на балкон, где я силился пролезть сквозь балконную решетку, которая была на редкость густой и всякий раз надёжно препятствовала моему падению с четвертого этажа.

Здесь я познавал мир, искал место под солнцем и получал первые оплеухи от жизни, которая делилась на две неравные части. Одна протекала внутри дома, со строгими правилами, множеством нельзя, и неусыпным контролем со стороны моих домашних. Вторая часть жизни протекала во дворе (подъезде, чердаке, подвале) и самом заманчивом и полном приключений месте на земле – за домом, куда вход был строго настрого запрещен. Именно за домом я познавал самые драматические подробности жизни. Здесь я узнал, или скорее прочувствовал, что такое предательство. Дело в том, что соседний дом имел вход в подвал с уличной стороны, и крыша этого входа была покрыта рубероидом. Конечно, сверху лежал шифер, но изловчившись, можно было вырвать кусок, другой рубероида. Зачем нам рубероид в таком нежном возрасте? О, вы просто не знаете, как замечательно горит этот простой материал. Из него скручивался факел, поджигался, и двор наполнялся причудливыми отсветами в окнах и жутким черным дымом. Это было шикарно, для нашего возраста, разумеется. Именно к такой забаве меня позвали однажды ребятишки из нашей стайки. Не пойти за дом было просто не возможно. Последним аргументом были утащенные кем-то из дому спички. Отказать себе в удовольствии было просто не возможно и, убедившись, что в эту секунду никто с нашего балкона на меня не смотрит, я бросился навстречу удаче. Когда рубероид был успешно оторван, а факел начинал чадить едким густым черным дымом и праздник только начинался, я ощутил своё ухо в чьих-то железных руках и нехотя выпустил факел. Ухо ещё ничего! Во мгновение ока мои товарищи ткнули в меня пальцем и заявили, что это все придумал я и живу вот в этом доме и вот в этой квартире. Более того, они сейчас же покажут, где именно я живу, и как зовут родителей. На мне было сразу несколько обвинений, из которых я тут же признал, по крайней мере три! Я пошёл за дом! Это как минимум порка. Я взял в руки спички! Тут порки было маловато и на довесок полагалось стояние в углу или нечто подобное, до полного исправления. Я опозорил семью перед какими-то работягами, которые так живо вмешались в мое воспитание. Это на все сто предание анафеме и аутодафе со всеми вытекающими подробностями. Признаться, предчувствие близкого конца света притупляла жгучая несправедливость! Как же так! Мы же были вместе! Как же вы меня предали! Мы же друзья! Это было совершенно новое осмысление жизненных коллизий. Но при этом я не упустил всю дорогу клянчить себе прощение и где-то между вторым и третьим этажом, при сакраментальной фразе,,Лучше сами побейте, только не ведите домой,, меня постигло помилование. Два, три дня я добровольно не ходил на улицу, чем вызвал подозрение родных, а когда появился во дворе, окружающие вели себя так, будто ничего не произошло. С той поры к человеческой породе я отношусь с известной долей недоверия.

Отцовские погоны, щедро предоставленные мне в пользование, а позже погоны дяди Кимы, сильно разнообразили мои игры к моей радости и к неудовольствию бабушки. Нет, не тот дядя Кима, что жил через стенку от нас, а другой, майор Ким Борисович Клейнер. В ту далекую пору телевидение работало пару часов утром и час, другой вечером. В программе были новости и какой-нибудь фильм. За редким исключением в эпоху холодной войны показывали фильмы о войне. Как впечатлительный мальчик я хотел походить на киногероев, поэтому просил бабушку перешить погоны с пехотинских на летчиские и наоборот.