Михаил Коротунов - Организация пространства

Даже здороваться перестали, стол поперек горла стоит, мешает.

Статуэтка черного дерева была крива и нуждалась в подпорке. В сюжете не было ничего необычного. Фигурка женского пола несла на голове кувшин, одну руку уперев в бок, а другой, придерживая ношу. Поскольку рядом были более красочные произведения, я не обратил на нее особого внимания.

Однако с Аркадием Борисовичем такие номера не проходили.

– Не стоит спешить. Редкая вещица. Человек употребляет какую-то чепуху, входит в транс, ваяет подобное и, придя в себя, не помнит ровным счетом ничего. Так что, статуэтка уникальная.

– Заметно, что под кайфом, кривовато получилось.

– А, в этом как раз и весь смысл.

– Ну, да, смысл есть, только уловить нельзя, надо того же снадобья испить, чтобы открылось.

– Можно и без снадобья. Посмотрите под этим углом.

– Ну, что сказать, девчоночка-негритянка несет кувшин по хозяйству.

– Да, но КАК несет.

– Ну, согласно возраста, легко.

– Так-так, легко, стремительно, нога опорная едва пальчиками касается земли, вторая уже взлетела над землей, спинка прогнулась, головка приподнята. Кажется, еще чуть – взлетит над пальмами.

– Есть ощущение легкости, не отнять.

– А теперь с этой стороны смотрим.

– Ба, да она беременна. И лицо посолидней, взрослее, и вся фигура основательнее. Сытая, удовлетворенная женщина несет свою ношу. Кувшин, я думал, кривоват, а он теперь просто больше, кажется.

– Вот-вот, средний возраст, полон забот, самое продуктивное время. А теперь чуть левее взглянем.

– Старуха какая-то. Морщинистое лицо, горбатая спина, рука с дряблой кожей едва кувшин держит. Согнулась шея, тяжело ей. Ноги кривоваты, высохли. Живот обвис, грудь подсохла, висит. Волосы спутаны. Вся фигура вниз стремится, к земле.

– Это сколько нужно принять, чтобы так изображение построить.

– В том-то и дело. И больше никогда, никто такого не повторит. Вот, был приход, оставил фигурку, пришло похмелье, или как там у них, и всё!

Однажды в нашем городе остановился поезд. Мало ли поездов останавливается? Узловая станция, как-никак. Только Москва-Адлер и обратный Адлер-Москва каждые полчаса становились. А с этого сошла молодая пара. Женщина была на сносях. По смешному теперь тарифу две копейки километр они проследовали прямо в роддом. Здесь молодая мама, благополучно разрешилась от бремени, и оставила новорожденного. Снова такси, вокзал и поезд, и никто не скажет теперь приезжали они на южный перрон или, наоборот, с южного уехали.

А мальчонка пошел по кругу. Роддом, дом малютки, детский дом, интернат. Тогдашнее государство старательно воспитывало брошенных детей. Куча мероприятий, утренников, концертов, соревнований и так далее, заменяла семейный уют. Кружки, библиотеки, походы в музеи, поездки в столицу – все было для того, чтобы сироты не чувствовали себя одиноко. Ну, а воспитатели, это отдельное дополнение системы Макаренко и Сухомлинского. Сколько энтузиазма проявляли они, чтобы развить замечательную личность нового строителя коммунизма. Кстати, в пенсионном возрасте среди бывших педагогов мне мало попадалось людей со здоровой психикой. Профессиональное, видимо. Да, нелегок был их труд…

Как-то, к очередной годовщине готовился не то концерт, не то… ну, что-то показушное.

– Витя, – так назвали нашего кукушонка – ты прочитаешь стихотворение!

– Хорошо.

– Какое ты будешь читать?

– Это сюрприз!

– Нет, Витя, так нельзя. Будет много гостей. Из отдела образования приедут, из райкома. Я должна знать, как у тебя получится.

– Нормально, как всегда.

– Нет, Витя, ты нам прочитай сейчас, мы послушаем, и тебе полезно повторить будет. И с выражением чтобы…

Но Витя уперся. Нет, и всё! Или я выхожу и читаю то, что приготовил, или не выйду, и точка.

И никакие уговоры не действовали. Теперь я думаю, что талантливых ребят было не очень много, поскольку Витя и другие выступающие были завсегдатаи сцены от праздника к празднику. В суете подготовки вышло так, что воспитатели сдались и доверились случаю, предполагая, что снова будет нечто о Ленине, матери, войне и тому подобное.

Рассаживались гости и воспитанники, важные конферансье бравурно объявляли номер за номером. Работники советских организаций потихоньку начинали скучать, и директриса отвлеклась на важные указания по подготовке чаепития в маленькой комнатке у сцены. И тут объявляют ученика второго класса Виктора Боркова. Занавес, нарядная сцена, белая рубашка, ботинки одного со всеми фасона. И восьмилетний мальчуган, слегка грассируя, стал с выражением декламировать хорошо поставленным голосом: