Тася Кокемами - Вакуум

Я хочу записать рассказ, который мне привиделся – недавно я опять начала писать, делать какие-то наброски, совсем как в юности, но понимаю, что сумки с блокнотом, куда я заношу возникшие идеи, нет. Видимо, она свалилась с плеча, когда я падала, где-то в облаке-дымовой завесе, а я так увлеклась происходящим, что совершенно про неё забыла. Перешагиваю через золочёную раму, теперь уже аккуратно. Интересно, как они добились такого эффекта? Дым настолько густой и при этом яркий, что тут же теряешь ощущение времени и пространства, и будто плывёшь в нём или паришь. Сажусь на корточки и начинаю шарить в поисках сумки. Безрезультатно. Мои пальцы проваливаются в пустоту, как если бы никакого пола подо мной не было. Видимо, придётся звать кого-то на помощь. При входе в музей я не заметила ни одной живой души – были только стрелки в коридоре, указывающие куда идти, но так ведь не бывает, в музеях обязательно есть смотритель. Я продолжаю двигаться, как мне кажется, вперёд, но дым всё такой же густой и нет никакого намёка на выход. Пытаюсь вспомнить, сколько я брела по нему в первый раз, и не могу. Наконец, эта уловка начинает казаться слишком концептуальной.

– Выпустите меня! – кричу я, размахивая руками, пытаясь нащупать хоть какую-то опору. – Выпустите меня!

Внезапно становится темно, и вот, я уже не плыву, а сижу. Передо мной дверь. Она закрыта. Сквозь щель между дверью и полом проникает дневной свет. Не может быть! Кажется, я нахожусь в кладовке! И не просто кладовке, а той самой – из моего детства. Она была в квартире, где я росла. Сколько же часов я в ней провела! Горестных часов…

В той квартире мы жили вчетвером: дед, мать, отец и я. Тогда она казалась мне огромной. В ней было много пустых стен, а из мебели – только необходимое. Дед был бывшим военным и не любил “цацки-мацки”, как он называл то, чем любит наполнять свои жилища большинство людей. Наша семейная иерархия выглядела так: мать подчинялась отцу, отец – деду, а дед – неведомой силе, которая заставляла его тиранить всё живое. Я не хотела подчиняться никому. До поры до времени.

“На гауптвахту!” – приказывал дед, когда я совершала провинность, и запирал меня в кладовке.

Там пахло изолентой, было темно и очень страшно.

“Деда, выпусти!” – громко требовала я и стучала в дверь.

Стучать я перестала, когда он однажды связал мне руки и ноги. Но подчинилась не после этого, а только когда перестала видеть маленьких лошадок.

С самого рождения я ощущала прочную, очень доверительную, связь с окружающим миром, он показывал мне свои чудеса, не таясь. Среди них были нелепые, но очень добрые, одноглазые великаны, крылатые феи и маленькие лошадки.

В тот самый день я ела рисовую кашу и смотрела в окно. Кашу варил дед, а у него она выходила невкусная – он никогда не клал сахар. Поэтому только окно помогало хоть как-то справиться с этой напастью. Вдруг я увидела, как по крыше соседнего дома бегут мои любимые друзья и помахала им рукой.

– Кому это ты? – спросил дед.

– Как кому? – удивилась я. – Ты разве не видишь? Вон же, на крыше, маленькие лошадки!

Дед сказал, что никаких лошадок нет, и дал мне лёгкий подзатыльник.

– Нет, есть! – сказала я и шлёпнула ложкой по тарелке.

Каша разлетелась мелкими и крупными лужицами по столу. Дед немного помолчал, а потом схватил меня за шею, вдавил мой лоб в одну лужицу и поводил по ней моей головой туда-сюда, как тряпкой.

– Никаких лошадок нет! – повторил он металлическим голосом.

На секунду я погрузилась во тьму и перестала дышать. А когда очнулась, то сразу поверила деду. Возможно потому, что каша, прилипшая ко лбу, была аргументом, с которым трудно спорить.

Именно тогда, на кухне, золотая нить, идущая из никуда в ниоткуда, нить, на которую был нанизан волшебный мир моего детства, с треском оборвалась.

Потом дед приблизил ко мне своё лицо. У него были густые брови. А те волосы, которые не смогли вырасти на бровях, кустами рвались из его довольно больших, остроугольных ушей. Всё это делало его похожим на какое-то свирепое животное. Из-под бровей сверкали чёрные глаза. В них я увидела вакуум. И каким-то чутьём поняла, что дальше мне придётся уже иметь дело с ним, а не крылатыми феями и маленькими лошадками, потому что вакуум начал перетекать в меня из деда, капля за каплей.

– Выпустите меня! – продолжаю я стучать кулаком по двери кладовки, но она плотно закрыта.

Дед не был воплощением зла. Он просто не знал, как выжить, не навязывая остальным свою волю и представления о мире.