Игорь Окунев - Взгляд из детства. Этюды

Предвкушение встречи с хозяином – необычайного праздника – наполняло крохотную душу зверька. Он улыбался – не меняя выражения лица – во весь рот, его глаза – из крашеного стекла – сверкали всеми оттенками лазури небес. Рожденный играть с людьми, зверек чаял скорее начать эту игру, длиною в долгие годы, игру, которая лишь с детскими игрушками ведется без притворства – в игру жизненного пути человека. Ожидание чуда теплой аурой обнимало его.

Но время тянуло, удлиняя безразмерно паузы между секундами, забывая вовремя отбить новый час, засыпая на ходу или пропадая в долгую спячку, двигаясь по-стариковски шаркающей походкой. Ожидание растягивалось, томило, становилось невозможным. Медвежонок, не шевелясь, сидел на том же месте и печально глядел в одну дальнюю точку – день за днем. Где-то там, почти за горизонтом, маячила будущая кроватка его хозяина, где-то виднелись контуры других игрушек, собранных здесь же. Сколько можно просидеть одному в неуютной комнате, без движения, без теплых объятий хозяина, без тепла его рук? Минуту? День? Год? Человеку, пожалуй, и можно, но плюшевой игрушке – нет. Ее жизнь – тень жизни ее хозяина, блеклый отблеск нашего бытия, в котором огонек теплится ровно столько, сколько мы помним о ней, сколько нежности мы ей дарим. Нещадно каменели жилы медвежонка, неутомимо покрывалась пылью его шкурка.

Это одиночество, раздирающее клещами изнутри. Когда того, ради кого ты создан, рядом с тобой нет. Когда тот, в ком заключен смысл твоих дней, где-то далеко. Но не было в храбром сердечке медвежонка ни бунта, ни протеста. С христианским смирением принимал он свое наказание. Возможно, наказание снисходит и на тех, кто безгрешен, кто не может идти против Бога, потому что есть его частица. Ждать и быть верным всегда и что бы ни случилось – вот единственный завет игрушки. Как ждет прощения и остается верным небесам святой праведник. Потому что как человеку не понять посылов Великой силы, целей испытаний, достающихся ему, так и медвежонок не мог понять, где его хозяин, почему его так долго нет. Надо ждать и верить, потому что, если хоть на секунду допустить мысль, что его нет, значит утратить в себе огонь жизни.

Есть ли радость в цветении лета? Может ли быть отдохновение в песне птиц? Должны ли воскрешать лучи солнца? Все одно – пустыня, тусклое бесчувствие, когда ты назначен природой быть с тем человеком, а его рядом нет. Когда твое развитие очерствело. И мир, в котором чахнет последняя надежда, пусть даже мир рассвета и великолепия – этот мир тебе не уютнее, чем могила.

В одну ночь медвежонок проснулся от страшной муки. Все тело дрожало, и его колотило. Он чувствовал, как какая-то сила невероятной мощи, зародившись где-то в другом мире, распирала его. Но в этой боли он вдруг ощутил счастье. Через эти страшные муки, через необычное напряжение всех сил организма, издалека, из другого мира, в нашу жизнь проникало что-то новое. И в этом чем-то новом было такое неуемное желание жить, что оно побеждало эту муку, все боли и истязания. Стоило недугу отойти, как медвежонок пал без чувств.

На следующий день, как только расцвело утро, впервые за долгие месяцы раскрылась дверь, и в комнату внесли тельце в чепчике. Тельце пугливо озиралось, не понимая, где оно очутилось – будто бы еще вчера оно не рвалось с таким остервенением в этом мир! Тельце было совсем маленькое и слабое, невозможно было поверить, что оно могло вчера решиться на такой подвиг, что в нем нашлось мужество принять вызов боязни перемен и стойко пройти путь освобождения от пут мира прошлого.

Медвежонка положили рядом с его хозяином, и он всем телом, всей своей лаской, всей душой прижался к малышу. Хозяин! Его единственное счастье в этом мире!

И в этом крохотном беззащитном тельце, в малюсеньких ручках, в сопящем носике, в пухлых щечках – сокрушительная и бесповоротная победа бессильных людей над неодолимым естеством смерти.

Приди, бархат ночи, затаенное вдохновение, сумбур ощущений! Согрей меня, мгла, своим дивным светом. Уйдите, солнца лики! Ночь, отдайся власти тайных желаний своих.

Душа, открой двери прекрасному… Зарази эпидемией творчества… Вырви из глубины сознания нечеткие мысли, неясные образы, всю неиспитую боль, все невысказанное несчастье… Пусть одна нота вдруг вольется в другую моими нерастраченными ласками… Пусть две гаммы переродятся тонкой мелодией, способной искупить мою невыстраданную муку… Пусть из глубины естества польется чарующее откровение, которое вберет в себя весь мой скудный мир… Пусть моя мелодия будет ласковым платком к моим ранам, пусть гладит сквозь них истрепанное сердце, возбуждая желания, предавая помыслы разума забвению… Взгляните в глаза, мои звуки, расцветите в них фиалками… Дайте погибнуть в музыке, раствориться, исчезнуть в ней…