Валентин Беляков - Восход видит

Я бы даже удивился и разочаровался, если бы первая ночь в Айсберге обошлась без странного сна. Заснул я на удивление быстро, утомлённый тревогами. Но среди ночи подскочил с колотящимся сердцем: меня разбудили гром и стук веток по крыше, будто сама ночь пытается ворваться в комнату. Ну, какой здесь может быть гром, какие ветки? Я прекрасно помнил, что наконец-то попал в Айсберг и нахожусь на девятнадцатом этаже под поверхностью земли, поэтому сразу понял, что это сон.

Место было знакомым, и я знал с точностью до последнего слова, что сейчас произойдёт, хотя наяву этот эпизод редко всплывал в моей памяти. Я ещё совсем малыш, и мы живём в доме маминых родителей в Японии. Мамы нет дома: она медсестра и сегодня работает в ночную смену. Крыша традиционного японского дома кажется тонкой и непрочной, как рисовая бумага, и я вздрагиваю при каждой вспышке молнии, что озаряет просторную пустую комнату, съёживаюсь на своём татами и натягиваю на голову одеяло. Услышав мои всхлипы, отец пришёл в комнату. Я бы и сам пошёл к нему, если бы испугался её хоть чуть-чуть сильнее.

– Боишься грозы? – спросил он, опускаясь на колени возле моей постели. Мне было немного неловко из-за того, что я разбудил родителя посреди ночи. Тем более, при взгляде на рослую широкоплечую фигуру отца и его спокойное умное лицо (казалось, он легко может найти ответ на любой вопрос), мой страх сразу стал отступать.

– Я боюсь ночи, – тихо ответил я, доверчиво хватаясь обеими ручонками за его большую сильную руку.

– Ночь страшна, Райто, это верно, – серьёзно ответил он, слегка нахмурив густые чёрные брови, – и она всегда кажется длиннее, чем на самом деле.

– И что же делать? – спросил я.

– Можно пойти на Восток, чтобы побыстрее увидеть солнце, – он по-доброму усмехнулся, – но можно и стоять на месте или идти на Запад: не так важно, что ты делаешь, ведь каждое мгновение приближает тебя к восходу.

Дальше события сна разошлись с реальностью: на самом деле папа сидел на полу возле татами, держал меня за руку, а второй гладил по голове, пока я не уснул, что, конечно, произошло задолго до рассвета. А во сне солнце взошло сразу же, словно за всеми четырьмя тонкими стенами одновременно, хотя некоторые из них были внутренними.

«К восходу… Приближает тебя к восходу. Тебя к… Приближает к восходу. К восходу…» – Мягко рокочущие слова накатывали друг на друга, словно волны, бежали наперегонки, приближаясь и разрастаясь. Свет тоже разрастался: за стенами, внутри комнаты, в глазах отца и во мне самом. Я чувствовал его жар в животе, в голове, в глотке…

Проснувшись по-настоящему, я ощущал это тепло ещё несколько секунд где-то у себя под кожей, а во рту стоял острый вкус, будто я зажевал перца Чили. К счастью, всё прошло, стоило только выпить стакан воды. В первый день нам великодушно позволили отоспаться, а уж потом приходить представляться и знакомиться, так что я чувствовал себя (о чудо!) вполне отдохнувшим. Лёгкая эйфория охватила меня с самого пробуждения, ещё до того как я принял таблетки, по привычке сделав это скрытно. В комнате было пока не особо уютно: кремовые стены, пружинистые плитки из непонятного материала на полу, белая ванная. Разумеется, никакого дерева – разве что имитация, ведь нельзя допустить в Айсберге пожара. Окно изображает экран с подоконником. Ничего, скоро я украшу комнату всякими безделушками, повешу на экран занавески, может, даже раздобуду коврик. Парень в зеркале с миндалевидным разрезом глаз и всклокоченными чёрными волосами выглядел даже сносным. Особенно, если смотреть без очков.

– Ты офигенный! – сказал я ему, театрально ткнув пальцем в отражение и состроив подобие улыбки. Оно, разумеется, ответило тем же. Интересно, чем тут кормят? И смогу ли я самостоятельно добраться до столовой? Вчера Наоми проводила меня до самой двери комнаты, зато всё объяснила: цифры, написанные после буквы, которая обозначает сектор (северный, восточный, южный или западный) – это номер комнаты, в которой ты живёшь. Получается, Айсберг похож на гигантскую стопку таблеток, постепенно сужающуюся книзу, а затем, по слухам, разветвляющуюся и переходящую в сеть запутанных тоннелей. Некоторые уровни-таблетки полностью занимали лаборатории, фабрики и полигоны. Некоторые, более тонкие, были наглухо залиты различными изоляционными материалами: бетоном, бакелитом, даже металлом, и только шахты лифта пронизывали их. Да, не очень-то экономно, но нужно ведь спрятать от Восхода разработки против него самого. В жилых уровнях комнаты располагались по периметру (поэтому имели не совсем квадратную форму) и все выходили в общий круговой коридор. Сплошной ряд входных дверей прерывали входы в четыре лифта, которые приходились на центры секторов. Обширное пространство в центре делилось на четыре части: столовую, сад с живыми растениями и журчащими водоёмами, выполнявший роль комнаты отдыха, тренажёрный зал и опять же что-то полезное: например, лабораторию. Столовая, комната отдыха и тренажёрка были высокими помещениями, объединяющими три этажа, чтобы у подземных жителей не развилась агорафобия.