София Юэл - Истории Хельги

– Космонавт, – ответил Митя, – вот это настоящая профессия. Я обязательно стану космонавтом!

Прадед одобрительно покачал головой, но тоже как будто задумался о чем-то.

– Знаешь, это ведь не единственная волшебная профессия, – сказал он с лукавой улыбкой на старом добром лице. – Вот, например, учитель. Это самая что ни на есть волшебная профессия – вкладывать в головы людей знания о мире, истории, культуре, физических и химических процессах, биологии, той же астрономии, арифметике. Арифметика – это поэзия, как говорилось в одном хорошем фильме, а по мне так все науки – поэзия. Знания – это свет, человек издревле тянулся к знаниям и никогда не перестанет тянуться, а учитель – это, по сути, проводник к знаниям, тот, кто берет тебя за руку и ведет к свету.

– Да… наверно, – неуверенно пробурчал Митя, думая, однако, лишь о звездах и Луне.

– Или вот врач, – продолжал прадед, – человек, способный вылечить или хотя бы облегчить чужие болезни. Разве врач не волшебник?

Митя помолчал, глядя на перебинтованную ногу прадеда, от которой исходил до боли знакомый Мите запах каких-то мазей, этот запах был настолько привычен, что не казался ему противным и едким, хотя, по сути, был таковым; он заполнял всю комнату и никогда окончательно не выветривался, даже если на весь день открыть окна.

– Твою ногу они не могут вылечить, – сказал Митя.

– Не все на свете можно вылечить, но если бы не врачи, мне было бы совсем худо, понимаешь?

– Ты получил эту штуку на войне, а она была давно, и до сих пор не могут вылечить. Были бы врачи магами, в два счета вылечили бы твою ногу.

Прадед вздохнул, снял очки и потер глаза распухшими в суставах пальцами.

– Надо бы показать тебе один фильм, – сказал он наконец, – про врача.

Митя обрадовался, фильмы он очень даже одобрял, про Индиану Джонса, например, или Гремлинов.

– Американский или русский? – спросил он в предвкушении.

– Не американский и не русский. Хороший советский фильм. «Дети Дон Кихота» называется.

Митя скис.

– Ты еще не видел фильм, а уже нос воротишь, а ну-ка не куксись. Будем смотреть с тобой фильм про врача!

– Но он же старый! – протестовал Митя.

– Вот подрастешь и узнаешь, что чем старше фильм, тем он лучше. И чем старше ты, тем больше тебе нравятся старые фильмы и меньше новые.

– Такого не может быть.

– Может-может. Еще как может.

«Дети Дон Кихота» Мите не понравился. Не было там ни приключений, ни погонь, ни монстров, ничего там не было для шестилетнего Мити. Разве что актер в главной роли был чем-то похож на прадедушку, не лицом, а характером и манерой говорить. Мечты его по-прежнему крутились вокруг Луны и звезд, но родители наотрез отказывались покупать ему телескоп. Однажды, когда родители, по обыкновению, были на работе, а прадедушка спал, Митя маялся от безделья и ждал, когда наконец прадед проснется. Он не мог взять в толк, как можно спать белым днем и почему прадед все чаще и, самое ужасное, – дольше спит в дневное время со свернувшимся у него на животе Матвеем. Ладно кот, тот почти все время спит, но человек не может спать днем, когда солнце светит в окна, ветерок парусами надувает занавески и кузнечики стрекочут в высокой траве.

Митя уже успел достать из ящика мамино зеркальце и попускать солнечных зайчиков, смешать в стакане шампунь с водой и понадувать мыльные пузыри отцовской шариковой ручкой, избавленной от стержня, покидать черешню из кухонного окна в соседскую машину – все эти важные и нужные дела быстро ему надоели, и Митя начал искать настоящие приключения. Были в квартире места, куда ему не разрешали залезать: кладовка, антресоли, верхние полки книжных стеллажей – в общем, все, что наверху. Митя открыл кладовку и увидел лестницу, которой, по обыкновению, пользовалась мама, чтобы поставить банки с огурцами, помидорами или компотом на верхние полки кладовой и достать потом зимой или осенью. Митя забрался по лестнице наверх, ожидая найти там одни лишь мамины банки, но сразу же отыскал сокровище – отцовский бинокль в красивой коробке и кожаном чехле. Радости его не было предела. С биноклем в руках он надолго прилип к окну, разглядывая людей на улице, деревья, дома и даже чужие квартиры, насколько это было возможно – мешали шторы. Он был уверен, что теперь-то точно увидит и звезды, и Луну, ведь бинокль – это почти телескоп, только меньше. Когда позже прадед поведал Мите горькую правду о разнице между телескопом и биноклем, тот прокис на целую неделю.