Пейзаж в одном затянувшемся сне мог притвориться любым фиолетовым лугом, поросшим фиалкой, ромашкой, люцерной. И в этих свеченьях разросшихся трав творились пиров веселенья мурашек, пингвинов и птичек. А дождь волглоокий косицами северных струй нас щекотал, и все поцелуи твои не утоляли желанья. И знала я сразу, что действие это к разлуке…
Сейчас смешно об этом говорить, но когда я открыла глаза, то всеми фибрами души ощутила, что сон в руку. Поэтому я надела на голову мешок и прыгнула в прорубь. После того как меня вытащили, я долго не могла понять, зачем я совершила столь глупый поступок, так как мне вдруг стало почти ясно:
– Настоящее лучше Прошлого;
– Есть не Любовь, а множество любовей;
– От будущего ничего ожидать не стоит;
– Нельзя долго скорбеть, когда кто-то уходит или что-то проходит;
– Явь – все, сон – ничто.
Глупость же моя произошла из-за излишней торопливости. Я надела на голову не мешок, а наволочку (мешка под рукой не оказалось) и прыгнула в прорубь не вниз головой, а вниз ногами (было холодно и очень страшно). При ударе о воду наволочка слезла с головы и надулась, как воздушный шар. Мои руки инстинктивно вцепились в наволочку (видно, я была все-таки здорово не в себе), из-за чего я не тонула, а плавала в проруби, пока меня не вытащили. Свою ошибку я уже вряд ли смогу исправить, так как давно живу с семьей в Калифорнии. Здесь нет проруби, здесь круглый год одно только лето.
6. Адаптация случайностей
Если в каком-нибудь месте найдешь, то в этом же месте и потеряешь. А если найдешь и не потеряешь, то в другом месте потеряешь и обязательно не найдешь.
7. О дикой радости и глубокой печали
(Из дневника моей подруги Соньки, отрывки из которого она зачитывает мне в редкие минуты душевного расположения)
В дикой радости есть что-то варварское, даже сатанинское. Особенно если она возникает непонятно откуда. Как будто бы крупная сильная рыба ударит хвостом по сомнительному узору моих внутренностей, задев чакру манипуру, и я уже не я, а нечто совсем другое. Приходится скрывать превращение от окружающих, сидеть тихо и смирно, притворяясь все той же, им хорошо знакомой. А на деле хочется взять острый нож или финку и тыкать в деревянный стол в сладостном восторге или подойти к двери своего туалета и вырезать на ней нецензурное слово. В эти минуты я обращаюсь к дьяволу, прошу его вынести меня на то место, где тысячи голых тел мучают себя любовными судорогами. Откуда это у меня? Я не такая, ведь я верю в Бога и часто обращаюсь к нему, когда испытываю глубокую печаль. Прошу у Бога живительной водички. И не было еще ни одного случая, чтобы он отказал. Бог приоткрывает небо и наливает мне в широкую чашку водички легкого цвета из большой бутылки. Он может быть разным, но совсем не похож на того, которого изображают на иконах. Чаще всего Бог небольшого роста, толстенький и лысый, только на висках и по периферии затылка растут седые курчавые волосы. Его водичка всегда спасает меня, дает веру. Но самое интересное не это. Мне кажется, что он знает, к кому я обращаюсь в минуты дикой радости. Более того, мне кажется, что Бог с ним общается. Но не напрямую, а опосредованно через меня или даже все человечество, магически меняя глубокую печаль на дикую радость и наоборот.
Когда я читаю «Сестру мою – жизнь», мне чудится, что летаю. Над землей и собой. Становлюсь неким существом с множеством прозрачных крыл. Но то и не крылья, а тихие лепестки жизни. Так и летаешь от одной складки времени к другой. Это похоже на новые пробуждения, на переходы от энной фазы бытия к эн плюс первой. Отсюда и наслаждение чтением, появление проговариваний, течение мыслей вслух. Что это за странный процесс? И его нельзя оставить без объяснения. Мне кажется, мы помним лучше всего то, что поэтично. И наоборот, – то, что поэтично, мы и вспоминаем, даже если оно и не происходило. Непонятно? Тогда – вот эта история, рассказанная одним моим знакомым.
«Некая Е. была красивой и взбалмошной. Скорее взбалмошной, чем красивой. Но от других женщин ее отличала удивительная притягательность. Все летели на ее огонь. Некоторые обжигались и, возможно, погибали, другие, вовремя спохватившись, делали крутой вираж, но рано или поздно возвращались к ней вновь. Она была вихрем и жила в вихре встреч и разлук. И вот эта Е. неожиданно погибла при странных обстоятельствах. Она выпила ночью большую дозу снотворного, однако, не столь большую, чтобы умереть. И, тем не менее, заснула и не проснулась. Ее родные узнали обо всем только утром. Мучились, стараясь ее спасти, но все усилия были тщетны. Случайность ли это, или Е. все точно рассчитала, никто не знал. К тому же на журнальном столике рядом с ее постелью нашли записку (которая не проливала свет, а наоборот – запутывала дело) следующего содержания: “Я жду Тебя. Ты, с которым я была дружна в школьные и студенческие годы… и потом. Мне казалось, ты любил меня. Помнишь тот вечер? Ты принес розы, мы пили шампанское, но самого необходимого для нас обоих так и не случилось. Я всегда вспоминала тебя и сейчас…” На этом записка заканчивалась. Что “сейчас”? То ли Е. в тот момент хотела открыть какую-то тайну? Или же приняла важное для себя решение? А может быть, записка не имела отношения к ее смерти. Она сочинила ее просто так, дурачась или играя сама с собой.
Читать дальше