Анастасия Ток - Вспоминая о том, что сейчас в будущем

– Какой, к лешему, учитель?! Научись сначала разбирать мои бумаги так, чтобы я их потом не путал снова, а уж потом в ученики записывайся… И на кого же ты там смотришь в окне? На елки?

– Нет, на звезды…

– М-м, и что? Все на месте?

–Да. Но зачем мне все, когда у меня есть одна – Кларабелль.

– Чё? – небрежно бросает Дог, явно не понимая слов своего соседа.

– Кларабелль! Я нашел ее одной ночью, когда мучился страшной бессонницей и долго бродил по лесу, пытаясь вернуть себе утраченный сон. Но встретил ее, упавшую звезду. Я вернул Белль на небо, и теперь мы каждую ночь разговариваем.

– Как это вернул? По лестнице?

– Нет, там все по-другому… Ты не заешь.

– Ну да, куда там мне, – обижается панк. – А как же твоя Офелия? Давно я не видел ее костей между книг.

– Ах, несчастная Офелия! Она ушла, как только нечаянно узнала, что ты называешь ее мертвым скелетом, – с горечью говорит Черничка, прижимая лапу к сердцу, словно туда пришелся удар.

– Значит, сама она об этом не догадывалась? Кого еще можно было выловить в реке? Фу, как вспомню эту мертвечину в доме. Одни кости и глаза полные пустоты.

– Доггер, это же Офелия! Бедная девочка утонула! И волею реки попала ко мне! Тебе явно не достает чувства такта. Какая пустота? Ее глаза были полны скорби, – взволновано пытается объяснить романтик.

Разгорается спор двух непонимающих друг друга сторон. Оппоненты начинают сердиться, даже сдержанный Черничка хмурит брови и взволнованно размахивает лапами. Доггер не собирается сдаваться и упрямо пытается сразить романтика фактами:

– Слушай, курю я – а галлюцинации у тебя! Как это? Офелия не утонула, она утопилась. Разница большая. Она была больна! С ума сошла! Спятила!

– Это ложь! Гнусная клевета! Несчастный случай!

– Принц датский, иди-ка ты усни и посмотри сны.

– «Какие сны в том смертном сне приснятся, когда покров земного чувства снят?» 5 5 Цитата из пьесы Шекспира «Гамлет»

– Вот пади и узнай! А мне дай спокойно насладиться удовольствием, приходящим с шелестом книжных страниц.

Только Дог успел подумать, что спор окончен и можно наконец продолжить свой аристократичный интеллигентный отдых, как в дверях появился его брат Глэйз. Черный пес с узкой мордой, худощавым телосложением, висячими ушами и длинным хвостом. Настолько черный, что на солнце становится похожим на гуталин или еще какое-нибудь вещество, будь то смола или краска. В отличие от брата, шерсть его всегда прилизана и, как контур, еще более отчетливо подчеркивает естественную худобу. Глэйз страшно устал, у него невыспавшиеся колючие глаза, пренебрежительная гримаса, а в лапах догоревшая свеча на огромном томе медицинского справочника. Судя по всему, он давно не спал. Должно быть, с того самого момента, когда решил стать врачом психиатром. Реальная жизнь едва удовлетворяла его пытливый ум, пес нашел утешение в огромных энциклопедиях и трактатах, растворившись в учении. Никто и ничто не могло удовлетворить или обрадовать его, кроме огромных медицинских книг и копания в чужих головах. Внутри он раздражен, а внешне презрителен. Начинающий медик сдавленным голосом говорит, не обращаясь ни к своему единственному другу Черничке, ни к надоевшему брату: «Моя свеча сгорела».

Доггер едко замечает, стремясь хотя бы колкостью раскрасить свой пропавший вечер:

– Что, сгорел на работе? Или, вернее, на учебе? Вечный теоретик! Когда уже практик?

Кто-то даст мне свечу или придется разводить дома костер?! – раздраженно спрашивает Глэйз. Из глаз его стреляют искорки гнева.

– Нет, костра нам больше не нужно. «Я до сих пор не могу оттереть копоть со стен после твоего ночного чтения», – опасливо замечает Черничка, которому постоянно достается работа домохозяйки.

– Знаешь, сколько стоит одна свеча? – вступает в разговор Дог. – А зарабатываю я не так уж много, чтобы снабжать весь дом всякой всячиной.

– Меньше трать на свои сигареты и ядовитый ром. Вот увидишь, денег станет гораздо больше. Вырастут в геометрической прогрессии! – злостно отвечает Глэйз, зная слабости брата.

– И как я тогда должен работать? Это мое вдохновение, между прочим. От тебя-то поддержки не дождешься. А у меня каждый день новый образ, где брать силы? Я каждым нервом работаю, себя на кусочки рву, чтобы зритель угрюмый подошел, взял кусочек меня и проглотил! Если я буду работать на сцене без пыла, азарта, без жгучего неистовства – то тогда зачем мне вообще петь? Для чего? Нет, для кого?! Я страдаю на сцене от удушья, отдавая весь воздух зрителю. Я насыщаюсь творчеством. И реальность не может меня уничтожить, покуда я играю. Дикий азарт бьёт меня по голове, я горю сгорая, ради оваций и криков браво, воплей и гиканий. Я художник, актер, лицедей… король! Доколе?! Навсегда!