Александр Матвиенко - «Ни почести, ни славы»

Развернувшись, поплелась к своему дежурному столику.

Мужчина закрыл за собой дверь, и посмотрел на больного. Парень из сквера сливался с белизной белого цвета. Перемотанная голова в белых бинтах, постель, стены все было в стерильной чистоте. В такой же стерильности был так же и его взгляд, конечно не в смысле, медицинской терминологии, – очищенный, обеззараженный. Просто лишённый способности, воспроизводить мысль.

Мужчина подошел к кровати, заглянул парню в глаза, сверля его взглядом, произнес:

– Кто, же тебя так? Ты, же мастер, ты воин.

Парень, уставившись в потолок, как будто замер за стеклом своих глаз. Одни черные точки глазных яблок поблескивали своим холодом.

Мужчина, повторил:

– Кто?

Взгляд парня, всё так же в потолке, но губы, произносят:

– Прохожий, на костылях.

Мужчина скривился, переспросил:

– Кто?

– Одноногий, – сказал парень и закрыл глаза, потом уже в полголоса, – он Чань, он совершенен. Глаз Шивы.

Но мужчина уже на выходе, он не слышит последних слов, испуганного и побежденного воина.

Выйдя из больницы, мужчина набрал нужный номер и произнёс слова в трубку:

– Перерой весь район, разыщи одноногого. Нет не кличка просто одноногого и непременно на костылях. Не знаю причём тут калека. Воин не может бредить, его сознание потухло на этом одноногом.

Ночь. Фрол, закрыл за собой скрипнувшую подъездную дверь. Немного отойдя от дома, остановился, прислушиваясь. Старая ветхость молчала, лишь где-то там, в конце отслужившейся постройки шумел ветер, играя легким мусором по окнам и стенам.

Выйдя из арки, прошёл тихую улочку, на заливающем светом городском проспекте остановил такси.

Умостившись на заднем сиденье, проронил:

– Бестужевский.

Таксист развернулся, посмотрел на инвалида. Вид явно не внушал доверия.

– Бестужевский весь перекопан, надо ехать по кольцевой. Денег хоть хватит?

– Хватит. – Фрол посмотрел в его глаза. В них нет злости, одна жалость к нему, одноногому. – У тебя ночь как расписана?

Таксист усмехнулся, и уже трогая, произнес:

– До утра. Кто, как? Кто, куда?

Фрол протянул через плечо таксисту две купюры.

Тот, взял и присвистнул.

– Э, брат, да ты хорошо упакован.

– А, ты не завидуй, деньги это вода. Сегодня пьешь, а завтра сушит. Заедешь на Бестужевскую со стороны проспекта, подождешь меня минут тридцать и назад привезешь. После получишь еще столько же.

– Сделаем.

Ехали, молча, один двигатель пел свою песню. Фрол опять копошится в своей памяти. Опять красивая женщина на пороге, в руках держит большую дорожную сумку. Сейчас глаза детские, взгляд наивный и растерянный. Когда же он, Фрол, потерял контроль. Он, который рассматривал человека, как краткое изложение вселенского порядка. Он, который «листал» человека, как учебник, прочитывая в нем все тайны, как земные, так и божественные. Нет, что-то ни так, видно есть, что-то, которое не желает быть признанным и взятым под опеку. Женщина, её чувства, её любовь, её коварство, этим триадам не нужны университеты. Будь ты трижды умным, опытным и осторожным тебе не удастся победить ИХ. Мысли тут же чеканят ему старую выписку, из старинных запылённых талмудов. « Мёд источают уста и мягче елей речь её, но последствие горьки, как полынь, остра как меч обоюдоострый; ноги её исходят к смерти, стопы её достигают преисподней».

Машина плавно остановилась. Водитель выключил двигатель, и как бы выдохнув, произнес:

– Приехали.

Когда инвалид вылез, таксист, сквозь открытое стекло, спросил:

– Сколько ждать?

– Тридцать минут. – Фрол развернулся к таксисту. – Включи приемник, на твоей любимой волне песни на заказ. Вот, как передача закончится, явлюсь и я. Тридцать минут.

Водитель включил приемник, и сразу из него позывные тем, кто в пути. Таксист с удивлением посмотрел в спину довольно странного клиента.

Фрол пересек улицу, некогда оживленную, но теперь перекрытую в связи с ремонтом. Улица вся ионная, рекламная, вся горит и поблескивает. Запоздавшие люди бегут, суетятся.

Проковыляв в темный дворик, он остановился на углу дома. Прислонясь к стене, понёс взгляд по дворику, по вымощенным булыжникам, потом на дом, что напротив. Зацепился за одно окно, четвертого этажа, оно горит. Там его детство, юность, там его прошлое. Закрыл глаза, дал волю сознанию. Оно в сумасшедшем ритме скользнуло за стекло уже чужой жизни, обшаривая все комнаты. Перед глазами замелькали картинки сегодняшнего вечера, сегодняшнего быта там за стеклом. Чужой мужчина за включенным монитором, экран отсвечивает синий цвет на его лицо. Лицо мирное, умное, думающее. Дальше кухня, тут горит свет, то же незнакомая женщина моет посуду, за столом ребенок держит двумя руками кружку. Фрол, открыл глаза, уставился в подъезд, потом опять к окну. Окно горело жёлтыми занавесками и вдруг перед глазами, щелкнул кадр прошлого. Он там за окном, смотрит во двор. К подъезду подкатила машина, из неё вышла девушка с цветами и тяжелым пакетам. Пока девушка входила в подъезд, машина развернулась и, выезжая со двора, показала свой номер. Фрол ещё тогда выделил, так просто для себя, «какой легкий номер, три семерки, ноль». Потом открылась дверь и на кухне появилась она, красивая, счастливая, радостно так произносит; «Поздравьте меня, сдала всё, и все на отлично. Вот, так-то».