Иван Демидов - Русская Темрязань далекая и близкая

–Что мелишь, непутевая, спьяну, что ли? Оставь нас в покое, иди куда, шла. Не пугай дитя.

–А я не пугаю, наоборот, я с лаской. В четырнадцать лет я такой же была, как вот она. Видишь, Штурочка, глаза у нее мои зеленые и мордочка схожая. Дурак глянет и поймет, что она моя дочь. Или у тебя, юродивая, сомнения есть?

Маленькая, худенькая, старенькая Штурочка приняла воинственную позу, готовая умереть, но защитить приемную дочь. Она тяжело дышала, по ее лицу молнией сверкали судороги. Авдотья улыбнулась и сказала:

–Не паникуй, юродивая, сейчас у меня времени нет. Как-нибудь я к вам загляну в избушку с гостинцами. Рубец – шрам на лице мне надо полечить, срам снять. Вы, я слышала, это можете. Ждите.

Кончилась в избушке спокойная жизнь. Хуже ничего нет, чем ждать да гадать. Штурочка с Огашкой-Сиротой решили, чтобы не мотать себе нервы, признать Авдотью родной матерью, но стойко, до последнего стоять за себя, чтобы их не разлучили. Было оговорено много вариантов совместной с Авдотьей жизни, но расклад не получался. Совместная жизнь с беспутной Авдотьей их не устраивала. От ожидания и переживаний у Штурочки сердце стало шалить, грудная жаба стала душить.

А Авдотья не заявлялась. Так, в кошмарном ожидании прошел целый год, наступила весна второго года. Наконец-то весть пришла от Авдотьи. Монашка ее принесла, помолилась на образа и сказала:

–Мир вашему дому. От Авдотьи я. Сама она к вам не может прийтить, царские слуги ее в острог засадили и надолго. Велела она дочке передать, чтобы на свиданку пришла. Рубец у нее рассосался, хочет ее отблагодарить и слово сказать.

Штурочка нахмурилась и ответила:

–Ничего нам с дочкой от тюремщицы не надо, пусть оставит нас в покое, обойдемся без ее подачек и благодарностей, от непутевой все можно ожидать, может за долги дочерью расплатиться. По ней, непутевой, петля давно плачет.

–Ты, старая, не задирайся, сама знаешь, какая Авдотья, прихлопнет тебя как муху и только от тебя мокрое пятно останется, у нее руки длинные, она и из острога достанет. Ничего она с дочерью не сделает. Ей надо только с ней свидеться и слово сказать. Пусть поговорят родненькие, может в последний раз.

С тяжелым сердцем Штурочка собирала передачку тюремщице. Огашке-Сироте наказала вести себя на свиданке настороже и ничего Авдотье не обещать.

–Огаша, за какие грехи нас с тобой Бог наказал, породнил с не путевой, нет нам до нее дела, раз села то пусть и сидит, грехи перед людьми и Богом замаливает.

Острог находился в крепости Самара. Большой деревянный дом с узкими решетчатыми окнами, рядом изба-столовая и баня были огорожены высоким частоколом. Самарская тюрьма гляделась, как крепость в крепости. Огашка-Сирота со страхом шла мимо часового по коридору тюрьмы, ноги у нее были как ватные.

«В острог лучше не попадаться», – думала она.

Мать Огашку-Сироту встретила на пороге барачной избы, в которой было полно народу. Говорили все громко с плачем и выкриками. В помещении было сумрачно и душно. Увиденным, девчонка была потрясена.

Авдотья дочь зажала в углу, стала ее обнимать, целовать, в ухо кричать. От чего той сделалось совсем дурно.

Огашка-Сирота стояла перед матерью-тюремщицей, зуб, на зуб не попадая и плохо соображая. Но матерая разбойница говорила и говорила, повторяя одно и то же, и втолковывала смысл своих слов, как гвозди вбивала.

–Дочка, никакого Бога нет. Сказки это. Люди сами придумали Бога для дураков. Есть вот у тебя родная мать. Я тебе и Бог. Слушай меня одну и исполняй, что велю. Ты уже взрослая. Я в твои годы уже мужиками командовала, крутая на расправу за непослушание беда. Боялись они меня, как огня. Вижу я, что и ты вся в меня и мордашкой, и сметкой.

Слушай, дочка, вот для чего я тебя вызвала на свиданку. Плохи мои дела. Заточили меня царевы слуги в острог надолго, А дел у меня на воле невпроворот. Теперь тебе свои дела передаю, которые я не доделала. Есть у меня на воле людишки, тебе я их передаю. Они тебя сами найдут, и беспрекословно подчиняться будут. Богом ты у них будешь.

Велю я тебе, дочка, ехать жить в лесное село Сосновку. Она находится далеко отсель, за Сызранью. Там у меня сын живет один-одинешенек, сироточка неприкаянная. На год только постарше тебя.

Ты вот в городе выросла, бойкая стала, грамотная. А он там деревня деревней, нищий, ни читать, ни писать не умеет. Пока в полный ум входишь и в силу, поживи детка, в лесу на всякий случай чтобы за тобой слежку не учинили из-за меня. И заодно с Васяткой займись, грамоте его обучи, в люди выведи. В лесу привольно жить. Дичи там и рыбы полно. Руками ловят кому не лень.