Да в ворожбе и целительстве старая мордовка знала толк. Под ее наблюдением Огашка-Сирота научилась менять температуру ладоней, усиливать и ослаблять их живительную силу, управлять собой, своей энергией, людям ее передавать.
И в избушке, само собой, дела пошли в гору. На их обеденном столе появился достаток. В большом кованном медью сундуке у Штурочки завелись свободные деньги. Она их копила на приданное приемной дочери, А как же, ведь у нее росла невеста.
Штурочка за несколько лег Огашку-Сироту научила грамоте, покупала ей книги рукописные по знахарству, печатные по лекарству Девочка оказалась любознательной, с интересом читала вслух, желала и дальше учиться на доктора в колледже. Но у мордовки еще не было таких денег, но и надежды она не теряла. Любимым изречением у нее было: «Деньги – голуби, у людей будут и к нам прилетят».
И Штурочка добилась своего, сумела пристроить Огашку-Сироту на курсы сестер милосердия. Не ахти какая профессия, дорого было получить диплом – то, что необходимо для Огаши-Сироты с ее способностями, позволившими ей законно оказывать медицинскую помощь, заниматься целительством.
В тринадцать лет Огаша-Сирота подросла, похорошела, вошла в характер, самостоятельной стала, в избушке повела себя хозяйкой. Радовалась Штурочка, да недолго.
Где тонко – там и рвется. Родная мать объявилась у Огашки- Сироты. Это когда девочка встала на свои ноги. Спрашивается: А где ты раньше была? Для старой мордовки это было смертельным ударом.
В крепости это случилось, на толкучке. Штурочка торговала настоями лекарственных трав, мазями, сухими пучками зверобоя, мяты и другими лекарственными травами. А Огашка-Сирота торговала рыболовными крючками, поплавками, грузилами, украшениями разными. Около нее бойкой, веселой, с шутками, да с прибаутками толпилась молодежь. У старухи и юной барышни торговля шла с немалым наваром. Зря время на толкучке, они не вели.В разгар торговли и притиснулась к Огашке-Сироте непутевая Авдотья с повязкой на лице. Было такое впечатление, что у женщины зуб болит.
Старая мордовка узнала разбойницу с большой дороги, вдову сосновского казака Степана Грязного – телохранителя Стеньки Разина.
«Вот, шалую, черт принес», – подумала она. – теперь жди какой- нибудь беды, деньги будет вымогать, или еще что…».
Авдотья молча кивнула Штурочке головой, а Огашке-Сироте сунула, как маленькой, конфетку с мохром и сказала ей на ушко:
–Золотце, наслышана я о твоем целительстве от своих людей. Помоги, детка, мне, озолочу. Сними с моего лица безобразие, на людях стыдно показаться, хожу вот с повязкой. Слышала я, что ты можешь и никому не отказываешь, Богу буду за тебя молиться. Надежной крышей буду.
Авдотья сняла повязку и обнажила красный шрам во всю правую щеку и склонилась к сидящей Огашке-Сироте.
Девчонке не приятно было дотрагиваться до безобразного лица, но она пересилила брезгливость и, заставила себя дотронуться до безобразного рубца.
–Отче наш, иже, еси и на небесах… – стала читать вслух при всем народе Огашка-Сирота. Толпа молодежи безмолвствовала. Старики и старухи, глядя на юную целительницу, крестились.
Авдотья почувствовала прикосновение к лицу нежных горячих ладоней, от которых пошло по ее телу живительное тепло и она встрепенулась. Она вспомнила свою двухлетнюю дочь, у которой тоже были такие же приятные и горячие ладони. Злая судьба разлучила ее с ненаглядной Огашечкой.
«Господи, Иисусе Христе, – запричитала про себя взбудораженная воспоминаниями, верующая в Бога Авдотья и стала пристально вглядываться в лицо девчонке – целительнице, – да ведь это моя дочка, так и есть. Те же у нее большие зеленые глаза и мордочка родная. И вся эта Огашка-Сирота такая, какой я была в четырнадцать лет. Вот радость-то, какая, наконец-то я нашла свою кровинушку".
У Авдотьи на лице засияла счастливая улыбка. Она не вытерпела и тут же призналась Огашке-Сироте:
–Золотце, вот лечишь ты меня, а не догадываешься, что родная мать стоит, нагнувшись перед тобой. Да, родненькая, истину я тебе говорю и не могу сдержать слез, плачу от радости.
До Огаши-Сироты дошел смысл сказанных ей женщиной слов. Она побледнела, оторвала от чужого безобразного лица руку, вскочила и уткнулась головой в подол Штурочки.
–Мамочка, я боюсь эту женщину, мне страшно, не отдавай меня никому. Только тебя я могу любить. Давай пойдем домой! – голосила Огашка-Сирота.
Старая мордовка обняла Огашку-Сироту, оттолкнула от нее Авдотью.
Читать дальше