Евгения Бурдина - Дежавю

А тут бархатно смеешься в затылок, и безразличие расползается по телу. Затихаю и в то же время ощущаю себя в эпицентре урагана. Впитываю тебя спиной, плечами, объятая со всех сторон. Смотрю беспечно на яркий хвост звезды. Не загадала! Но мне всё равно. Сегодня желание исполнилось, не дожидаясь, пока я соизволю его сформулировать.

– Смотри.

Весь мир во мраке.

– Смотри.

Поднимаю голову. Вижу только смешанный с окружающей ночью блеск твоих глаз. Страх накрывает липким колпаком. Глупый детский страх! Но вдруг ты и правда сейчас, на моих глазах возьмешь да и растворишься в темноте? Или она в тебе?

Спешу запутаться в тебе, охватить тебя со всех сторон собой, пока ты не взят в плен тьмой. Но объятия отрезвляют – или пьянят? – и уверенность в добром исходе струится по венам, согревая изнутри.

– Смотри.

Но я уже закрываю глаза, вдыхая твой запах.

– Мам…

– М? – мама поднимает взгляд. В губах зажаты булавки, поэтому Аня только приподнимает брови, вопросительно глядит на дочь. Мама корпит над важным занятием: дошивается юбка для куклы. Подъюбник уже готов, осталось дело за малым. Дочь сопит. Мамуля улыбается и откладывает шитье: дочь пришла с чем-то важным. Маринка делает такое выражение лица только, когда собирается с мыслями. Либо кто-то обидел, либо…

– Что случилось?

– Ничего. Мам…

– Ну?

– А как ты поняла, что папа, ну… Ну, что вот он – наш папа? Ведь ты с кем-то ещё встречалась? Ну, вот ты его сразу увидела и поняла, что от него будем мы?

Аня улыбается. Да уж, только о детках и думалось в тот момент! Она обнимает дочь, приподнимает, усаживает к себе на колени.

– Как я поняла? Увидела и поняла, что он самый замечательный. Но у каждой это происходит по-разному, Марусь.

– А если бы ты за кого-то другого бы вышла, то я бы была не я? Да?

– Да. Но я же не вышла за другого.

– Но ты ведь любишь только нашего папу?

– Кого же ей ещё любить? – Это вопрос задаёт уже папа. Улыбаясь из дверей, он нагибается и звонко целует обеих в щеки.

– Меня, – смеётся дочь.

– Аааа, – протягивает Юра. – А что это – тебя? Наша мама будет любить только меня! Это я сказал! – нарочно сердитым голосом говорит он и тянется выхватить дочь с материнских колен. Маруся заливается смехом. Она пытается вцепиться в маму, но крепкие отцовские руку уже подхватывают её на руки и переворачивают вверх тормашками над полом.

– Только осторожней, – не удерживается Аня, правда, тоже смеется, глядя на хохочущую семью. – Папа, манник будешь? Или Маруськой сыт останешься? – она встаёт и смотрит на супруга.

– Самый большой кусок!

– Я не вку…с…ная! – кое-как выговаривает Маруська, продолжая смеяться и качаться над полом.

– Почему это я не удивлена, что нужен самый огромный кусок? – улыбается мама. Наконец, дочь водворяется на пол.

– Потому что… папа… ест… большие… куски тортов и тарелки супа! – важно заключает дочка, пытаясь отдышаться и прижимаясь к папе. Нож в маминой руке ловко отделяет кусок пирога.

– Точно подмечено! – папа снова подхватывает дочь и начинает кружить по комнате.

– Юра! Ну осторожней! Углы же, – пытается остановить расшалившуюся семью Аня.

Дочь задыхается от восторга, папа смеётся. Аня не может делать строгий вид долго и тоже улыбается.

– Тогда мы будем крутиться в большой комнате, правда, пап?

– Конечно! Голова! – Смеётся папа, – ясно, мама? А где, кстати, сын?

– Решил, что его сегодня бабушка забирает из детсада.

– Ясно.

– Так что меня за него ещё можешь покружить, – выжидающе смотрит на папу Маринка и смеются опять все.

В такие минуты Ане хотелось прижать к себе всех троих и не отпускать. Пусть будут рядом с ней, все на кухне и ни шагу от неё! Но Маринка уже немного отодвигается от Юры и уходит «читать» книжку – перерисовывать картинки из книги в альбом. Угол стола завален карандашами всех мастей, ручками, фломастерами. Может быть, пора предложить дочери познакомиться с художественной школой? Надо будет обсудить с Юрой.

А Юрка уже жует и пытается при этом незаметно пробраться к телевизору прямо с пирогом, а значит и с крошками. Аня улыбается ему вслед и снова берёт платье от куклы в руки.

Этот город снился в позапрошлом веке,

Я гуляла здесь назад лет сто.

Ты мне в шею дул при этом

И легонько целовал в плечо.

В этом море искупаюсь завтра,

Будем плавать наперегонки.

Я, в объятиях сонных утопая,