Анатолий Григорьев - Судьба калмыка

А вода-то, вода. Почему не дали воды! Полфляги замерзшей воды имелось, но как растопить лед? И так чуть до пожара не дошло, грели ее соломой. Но что такое солома? Пых и сгорела. У стоявшей почти посередине железной печурки первые два дня еще можно было как-то обогреть руки, но скоро кончились дрова, других не дали, а труба, выводящая дым, возьми да оборвись, гнилое железо оказалось. Чуть все не задохнулись от дыма, начался пожар. Несколько человек охрана вынесла на снег. Так они и остались лежать там. А печку загасили водой и снегом, да и выбросили из вагона от греха подальше. Другую не поставили. Где взять среди сибирской тайги? А может быть скоро уже приедем, поэтому ничего и не дали? Ведь должен же быть когда-то конец этого ада! Би гемтэ бишив (я не виновата), би гемтэ бишив (я не виновата),– раскачивалась из стороны в сторону молодая калмычка, как в бреду повторяя эти слова уже несколько часов подряд, прижимая сверток из мешковины к груди.

В ту кошмарную ночь, когда случился пожар, у нее задохнулся от дыма годовалый сынишка. Она смутно помнила, когда так называемая санитарная бригада из солдат вытаскивала из вагона трупы и прихватили и ее ребенка, словно тряпичную куклу. Осветив фонариком безжизненное тельце ее сына, солдат устало произнес: – И этот готов,– и взяв его за ручонку легко приподнял и понес к двери на насыпь. Мать, находясь в угарном оцепенении, не могла пошевелить ни пальцем, не сказать ни единого слова. Она медленно приходила в себя, сквозь раздирающую головную боль и рвоту, а когда она поняла, что случилось с ее сыном, забилась в душераздирающем крике. –Пусть поплачет, – мудро рассудили старухи, и никто не стал успокаивать ее. Большое горе было у каждого. И было непонятно кому было лучше – тому кто умер, или кто умрет вскоре от будущей невыносимой жизни. – А на прошлой остановке вынесли из вагона ее мать, – зашептала соседке старая калмычка.– Смотри, она собрала сверток и качает его вместо ребенка. Бедная, Бедная. (Адрх).Она сошла с ума. О, ях, ях! Ямаран геедрлт! (какая потеря!). Эй, Цаган! Ты жива? – тормошили старухи прислонившуюся к заиндевелой стенке вагона молодую женщину, не проронившую ни звука за последний день. Вдоволь наплакавшись, ее близняшки мальчик и девочка, укутанные в разное тряпье, уткнули свои головенки в ее колени и судорожно всхлипывали во сне. Усын! (воды!) Нёкд болтн! (Помогите!) Ухэ!(Пить!) Хархен! (О Боже!). Неслись в вагоне разные восклицания. Цаган, Цаган! Очнись! Не унимались старухи. Пропадешь ты, пропадут твои дети. Ну-ка очнись.– и старуха, подержав свою ладошку на обледенелом месте стенки стала тереть лицо молодой матери. Через некоторое время она застонала и задвигала по стене головой, мутно повела глазами по вагону. Все еще едем? – скривилась она. Едем, едем. – ответили старухи. Поешь, – и старуха на грязной ладони протянула ей две горошины сухого сыра. Не хочу, – отвела взгляд от ладони молодая женщина. Будет и ребятишкам, пусть пока спят. Пососи пока кусочек льда, – протянула ей другая старуха. Легче будет.– и она буквально впихнула льдинку в рот Цаган.Женщина задвигала губами, слизывая влагу от таявшего льда во рту. Потом медленно жевала катышки овечьего сыра. Вот и хорошо! – удовлетворенно кивали головами старухи.– Жива будешь, большая польза от тебя детям будет. Жить надо!

Ханжинав!(Спасибо!) – сложив лодочкой руки у лба поклонилась им Цаган. Ладно тебе.Помни, что у тебя дети!

Да,да. – закивала молодая калмычка.– Это какой мы день едем?

Сейчас скажу.-и сухонькая старушонка , порывшись у себя за пазухой, что-то достала на ладошку.-Ну-ка посчитай! Плохо вижу, да и пальцы не держат. И она высыпала на ладонь молодухи обыкновенные обгорелые спички. Девять здесь! Оживилась Цаган. Вот-вот, значит десятый день едем. Значит сегодня 6ое января 1944 года…вот такой у нас Новый год вышел. Так мы его встретили. Это где же мы? – задумалась она. Новосибирск помню когда проезжали. А потом все из памяти пропало. Это где этот Новый Сибирск? – допытывались старухи.– Ты грамотная, объясни.

–Это очень далеко от наших мест. Здесь холодно и кругом леса.

–Видели, видели.-закивали старухи.– Как ты думаешь, зачем так далеко нас везут?

–Не знаю. Думаю, что это ошибка тех, кто так приказал.

Вагон опять задергался, заскрипел тормозами. Поезд остановился. Наступившая тишина давила на уши. Хруст снега под чьими-то ногами был отчетливо слышен. Хорошо были слышны и голоса людей там, на свободе.

– Дохляков будем вытаскивать или уж до места доедем? А кому их сдавать, видишь в глухомань заперли нас? Щас воинский пройдет и нас отправят.

Читать дальше