Akathisto - Теория мертвого мира

Виктор Громов казался утомленным. Он со скрупулёзностью Добантона высчитывал специалистов по изящной шагистике на некой сумрачной мизансцене. И это не было пустым намерением его нелепой прихоти, ведь он сидел в окружении современников, чьи неотличимые от страусов предтечи определённо испытывали непроходимые трудности в отношении науки арифметики. Именно они скопили ядерных боеголовок в таких масштабных масштабах, что их хватит уничтожить сотни подобных голубоватых планет.

Перед собой двумя рядами ниже Громов приметил блестящую лысину премьер-министра и начал записывать число 860 в блокнот своим изящным, каллиграфическим почерком. В это мгновение критического напряжения своих когнитивных способностей его актуарные подсчеты кривоходящих бюрократов прервала одна сильно блондинистая дама.

– Вы, должно быть, писатель? – спросила она.

Он мог ответить прозой Тегмарка или напалмом Талеба, но Громов, душка, произнёс:

– Формы межгендерных социальных взаимодействий, не отвечающих условию ортогональной инвазии, оставляют меня совершенным инвариантом.

Женщина молча отвела свои обледенелые глазки в сторону сцены. Столь элегантным образом угроза с юга была им полностью рассеяна в очередных масштабных масштабах. Но оставалась еще угроза на востоке от человека, который, бубня свои экономические псалмы, мешал его глобальным актуарным подсчётам.

Вдруг над головой Виктора пролетела мушка… или это был какой-то жуткий жук. Он со свойственной ему педантичностью мог подвести своё текущее окружение к определённому отношению взаимно однозначного соответствия с зарегистрированным ранее космологическим объектом. Итого Громов насчитал 860 блеятельных и один летательный аппарат на научной конференции, где сам был заперт с травоядными либералами и покрытыми гноем державниками с разной глубиной неврологических затруднений.

Его актуарные подсчёты довели его до крайнестанского изнеможения, когда он услышал имя, вложенное в картавые, к тому же шепелявые уста, к сожалению, не очень-то «бесплатного пса» на той же сумрачной мизансцене: «…Маркс не был прав во всём. Но ослепительная истина о имманентности разрушительных порывов, с определённой квазипериодичностью вырывающихся из тёмных недр рыночных сил, до сих пор сияет неослабевающим светом сознания его многостороннего гения. Рынок эквивалентен неуправляемому хаосу. Так бы сказал нам Пуанкаре. Макроэкономические порождения несовершенного разума в их современной инкарнации не в состоянии установить однозначное соответствие между моделью и реальностью. Даже в том срезе, где реальностью мы назовём только историю. Но оно и понятно. В этой системе нет плана. Наблюдаемые в плоскости деятельности статистические регулярности, в отличие от, скажем, квантово-механической эволюции волновой функции, не подчиняются канонам причинности. Они подобны условному уголовнику, чьи поведенческие повадки могут не соответствовать букве Уголовного кодекса, но соответствуют общечеловеческому стремлению к личностному обогащению, где только последнее есть регулярный паттерн, поддающийся охвату человеческим разумением. Существует невычислимое множество определений человека. Но в рамках любой зоологической таксономии именно способность планировать чётко демаркирует нас от остального животного царства. Тотальное планирование губительно. Это как та из марксистских историй, время которой давно ушло. Но план должен быть. Поступательный исторический процесс эволюции социальных институтов возложил особую роль планировщика на государство, которое совсем неидеально. Но как заметил Томас Фридман: "На Солнце тоже есть пятна". У меня всё. Спасибо вам, дамы и господа!»

С последним сказанным словом концертный зал разразился пульсацией неослабевающих оваций, превозносящих очередной талант какого-то Бетховена по упаковке звуковых колебаний в цельное произведение.

Когда овации, увы, отпели своё время, Виктор Громов медленно, как старикан, поднялся на ноги и принялся неспешно хлопать в ладоши.

Оратор изобразил почтительный поклон, как бы извиняясь, что его гибкость не позволяет ему склониться ещё ниже:

– Большое спасибо, господин Громов.

– Да что вы, – сквозь голливудскую улыбку последовал ответ. – Я лишь подчёркиваю ваше блестящее выступление и тот факт, что блеск – это свойство, доступное многому.

Оратор склонился ещё ниже, демонстрируя ошибочность представлений о нисходящей негибкости его хребта, и поспешно покинул сцену.