Игорь Изборцев - Спастись еще возможно

Вот так-то Сережа! А теперь самое главное, зачем я и пришел: велено тебе показать эти самые муки, ну, не сами, конечно, а так – слабый их отпечаток. Но смотри сам…

Тут Павел Иванович встал и, повернувшись к Прямому, распахнул плащ. Одежды под ним не было – никакой, но и тела, в привычном его понимании, – тоже. Было нечто багровое, кроваво-воспаленное, в струпьях и язвах, точащихся гноем, неимоверно, непередаваемо смердящее и при этом кишащее какими-то жуткими отвратительными червями, пожирающими эту мерзкую плоть. Но, в то же время, это было как бы окно в некую безпредельную огненную бездну – завораживающе-ужасную, страшную в своей неотвратимости и переполненную ненавистью ко всему живому…

Сколько это длилось? Минуту, час, сутки, неделю?.. Время для Прямого потеряло смысл и значение. Его разум больше не пребывал с ним – он словно выпал на землю и рассыпался на отдельные части. А Павел Иванович молча запахнулся и, не прощаясь, пошел прочь, почти не разбирая дороги: по кустам и газонам, огибая лишь ограждения атракционов и пустые скамейки. Вскоре он вовсе исчез за деревьями, и тут же подул ветерок, зазвучали детские голоса – парк проснулся, ожил, призывая к тому же и Прямого. Но для него это было трудно, мучительно трудно. Рассудок его словно рассыпался по крохам, и кусочки этого страшного калейдоскопа упрямо не желали вставать на места. Ох, как медленно, как медленно все возвращалось на круги своя…

Какой-то пацаненок подошел к нему и долго рассматривал. Странным ему показался этот человек. С жестким волевым лицом, слегка расплющенным боксерским носом, с короткой характерной прической «крутого братка», но с совершенно седыми, просто белоснежными, волосами восьмидесятилетнего старца. Глаза незнакомца были широко раскрыты и смотрели прямо перед собой, но, – пацан был более чем уверен, —не видели ничего. «Наширялся дури?» – соображал дошлый малолетка.

– Дядь? – осторожно подступился он и потряс Прямого за плечо – Дядь, что с тобой, а? Живой?

– А-а, – застонал тот и заморгал, приходя, наконец, в чувство.

– Дядь, закурить дай, а? – попросил пацан и выжидающе посмотрел на Прямого. Тот с десяток секунд не отвечал, потом спросил:

– А-а?

– Закурить, – малолетка для пущей ясности постучал себя двумя пальцами по губам.

– Что? – все никак не мог сообразить Прямой, но вдруг медленно потянулся рукой, достал из кармана пачку «Кэмела» и отдал пацану.

Пачка была почти целая, и малолетка вертел ее в руках, не зная, как поступить: ограничиться одной сигаретой или же парой? Но Прямой опять погрузился в прострацию, и пацан, сунув одну сигарету в рот, остальные решительно упрятал в карман. Реакции опять не последовало, и он, развязно щелкнув пальцами, потребовал:

– Дай-ка огоньку!

Прямой молча достал красивую импортную зажигалку и протянул пацану. Тот покрутил ее в руке – ого, позолоченная, рублей на сто, не меньше, потянет! – прикурил и так же быстро сунул в карман. Зажигалка была не позолоченной – она была золотой, с драгоценными камушками, и сделана была в Англии по спецзаказу для одного крупного бизнесмена. Стоила же она немного поболее ста рублей: настолько, насколько больше этой суммы пять тысяч долларов. Прямому она досталась по случаю, как подарок за некую услугу…

Пацан все никак не хотел уйти. Возможно, он возомнил, что попал в пещеру Алладина и хотел унести еще больше сокровищ.

– Мужик! – он уже не стеснялся в выражениях, – отвали-ка на пивко пару червонцев!

Нет, Прямой не рассердился, он бы, конечно, дал, и даже уже потянулся за бумажником, только в расстроенной его голове вдруг что-то наконец связалось в единую нить, он резко встал, запихнув бумажник обратно в карман; на секунду, ища опоры, ухватил малолетку за плечо, потом легко оттолкнул его в сторону и пошел по склону вверх мимо детской библиотеки, к Ново-Вознесенскому храму. Пацан оцепенел, его плечо, будто побывавшее в железных тисках, онемело, и он тяжело дышал, представляя, чем на самом деле все это могло для него завершиться…

С улицы Некрасова Прямой свернул на Советскую в сторону Троицкого Собора. Понемногу он приходил-таки в себя. «Что это было? Сон? Галлюцинация?» – он прокручивал в голове варианты, но перед глазами его и теперь все еще стоял Павел Иванович в распахнутом плаще, обнажавшим нечто чудовищное… А зловоние… Оно словно прилипло к нему и по-прежнему не давало возможности перевести дух, то и дело вызывая рвотные спазмы. Он совершенно не мог ничего придумать. Ничего! Он не знал, что и как делать. Прав был злосчастный Павел Иванович, трижды прав! «Он сказал, что скоро и я… Так значит, и я тоже? Умру? Убьют? Как же быть?.. Господи!» Сколько же он видел всевозможных фильмов про мертвецов, но едва ли когда испытал даже легкое подобие страха. Но ужас, оказывается, возможен, и этот ужас – Павел Иванович Глушков…