Алина Ефремова - Ночь темна перед рассветом

– Антош, я представляю, но знай – я всегда буду тебя поддерживать, вы делаете правое дело, мы победим.

«Мы победим» – кто были эти мы ? В какой момент каждый начал делить окружающее общество на своих и чужих? Для Ани и Антона «мы» – были все несогласные, все пострадавшие от режима, все сочувствующие, а ещё все те, кто даже не подозревал о том, что страдает: одинокие старушки в разваливающихся избах, люди в гниющих бараках времён раннего Союза, кишащих крысами и отапливаемых дровами, – все угнетённые и униженные, не ведающие, что их угнетают и унижают.

– Почему они молчат, Антон? Их жизнь ужасна, полна тягот, лишений, ведь не мы в сытой Москве страдаем, но почему-то мы молчим, а они – нет.

– Послушай, есть одно неимоверно важное условие для создания гражданского общества – наличие среднего класса. Люди не выйдут на протест, их не беспокоит несправедливость и беззаконие, пока они озабочены вопросами выживания. Пока не закрыты их базовые потребности. Не смей винить их в необразованности и безразличии, поверь, на их месте мы вели бы себя точно так же. Если бы наши умы были заняты не судьбой страны, а вопросом, как прокормить детей, – мы вообще не сидели и не рассуждали тут с тобой, на красивой кухне квартиры, с ремонтом которой помогли наши родители. Ты бы работала в две смены на градообразующем предприятии, а я бы на вахте на Севере.

– Но как изменить это?

– Перемены вершит активное меньшинство столицы. Так было, есть и будет всегда. Минимум – мы не должны молчать, максимум – захватывать власть, чтобы дать этим людям то, чего они не имеют при действующей.

– Да, но ты сам знаешь, что они поддерживают власть. Посмотри любое интервью на ютюбе с простыми людьми, они все поддерживают президента, они уверены, что он просто не знает, что это его преступное окружение ворует и устраивает беспредел, что если бы он узнал, не дай бог, то точно бы всё исправил. Даже я сама… я против революций, я за мирный легитимный переход, но возможен ли он?

– Это мышление «маленького человека», опять же сформированное существующей системой, пропагандой, которая обслуживает и укрепляет вертикаль власти. Всё может поменяться, поверь, главное – сломить корень, а потом по инерции система изменится. Да, на это потребуется пара десятков лет, но это возможно, я убеждён. Тем не менее ни о каких мирных переменах речи идти не может, они просто так не сдадутся. Только революция, только борьба и протест, которые запустят глобальные перемены.

– Ты не боишься революции? Ты же знаешь, как было в семнадцатом году: преступность, голод, мрак, братоубийство. Это то, чего ты хочешь для всех нас?

– Это цена свободы.

– А если голодать будем мы?

– Выживем, а если не выживем – это будет наша жертва светлому будущему.

Войдя в раж политической полемики, Антон менялся в лице – багровел, его глаза загорались светом отчаянного безумия, он мог быстро сорваться на крик, терял способность слушать оппонента. Аня пугалась его в такие моменты, хоть и поддерживала; она всегда стремилась остудить его пыл, призвать к здравомыслию, донести до него, что мир не делится на чёрное и белое, у всего есть грани, полутона; битву выиграет не только справедливость, но и милость, доброта. Она верила в это. В сердце Ани жила революция, но это не было вооружённое восстание, – это была революция молчаливого несогласия, отказа признавать правила, революция протестного искусства, революция милосердия, которого в её сердце было намного больше, чем в его. Особенно теперь…

– Антон, я беременна, – она совершенно не собиралась сообщать эту новость таким образом.

Где-то на полке лежала длинная красная бархатная коробочка от золотого браслета, который он дарил ей на годовщину. Она положила туда долгожданный положительный тест и обернула красивой бумагой, но сейчас она не смогла промолчать.

– Что-о-о?! – Антон опешил и сразу изменился в лице, от готового броситься в бой тигра он за секунду стал походить на испуганного котёнка. – Т-ты серьёзно? – запинаясь, спросил он.

– Да. Подожди, – она побежала в их комнату, где в её прикроватной тумбочке была спрятана коробочка, принесла её и протянула Антону. – На. Я по-другому хотела, прости. Просто, Антош, я хочу, чтобы ты знал. Я поддерживаю всё, что ты говоришь, но я переживаю за тебя, очень переживаю. Ты отсидел в тюрьме несколько суток просто за то, что стоял рядом с Калининым, за идеи, ты в большой опасности, я знаю, ты хочешь изменить весь мир вокруг себя, и я хочу, точнее, хотела, но теперь я всё чаще думаю о том, что мы создаём, а не что разрушаем.