Иван Карасёв - Месть ласточек. Деревенские рассказы

В Псковской области не меньше шести тысяч деревень. Считается, что по их количеству она занимает второе место в России после Тверской. Но Тверская область больше и по площади, и по населению. Людей на Псковщине живёт примерно, как в Ярославле, например, да и то половина жителей приходится на две местные «столицы»– Псков и Великие Луки. Есть ещё городки поменьше, а в деревнях осталось уже совсем мало народа – меньше 200 тысяч. Хотя когда-то на псковских просторах, лишь немного уступающих по размерам такой европейской стране как Чехия, людей числилось в три раза больше – миллион семьсот тысяч человек, из них больше полутора – на селе.

Деревень много, а народа мало, эта деревенская «раздробленность», наверное, самая внушительная в стране. Нигде, кажется, нет такого количества маленьких, в десяток домов, поселений как здесь, на Псковщине. Это не хутора с одной-двумя усадьбами, появившиеся в эпоху столыпинских реформ, нет, именно – маленькие деревеньки. Из окна машины их даже трудно заметить – редкие домики могут прятаться за одичавшими садовыми деревьями или буйными зарослями кустарников. Когда едешь из Питера по Киевскому шоссе, то такую картину наблюдаешь все 370 километров от Ленинградской области до границы с Белоруссией. Кроме окраин Пскова, путь твой проходит еще через три городка и затерянные среди лесов, озёр и заброшенных полей деревни. Только название очередного селения на синей табличке предупреждает автомобилиста о возможности появления одинокого пешехода на дороге. Пассажиру ещё удаётся присмотреться повнимательнее, и он кое-где замечает покосившиеся крыши старых домов и сараев, проступающие среди зелени, а иногда и полностью развалившиеся избы. Их сложившиеся как картонные коробки стены – живой укор людям, забросившим эти места. Новых домов почти нет, а, если и «выскочит» вдруг где-то среди общего запустения красивая, сверкающая красной металлической крышей и ярко выкрашенной вагонкой, постройка, то чаще всего она окажется придорожным кафе или мотелем. В деревнях вдоль дорог даже дачники редко селятся: шум, пыль, машины – плохой аргумент при выборе места для уставшего от суеты горожанина. В старые времена Белорусский тракт, напротив, притягивал население. Свидетельства тому кое-где сохранились – полуразрушенные купеческие дома и одинаковые, построенные по одному проекту, каменные здания почтовых станций с окнами в виде стрельчатых арок. В старину даже типовые проекты были привлекательными. А сейчас там, в лучшем случае, волостные учреждения или почта, но по большей части они заброшены и медленно разрушаются.

В нашей деревне под названием Попадьино, ничего такого нет, да и домов-то всего двенадцать штук. Самого поселения именно на этом месте, вроде бы, не существовало, оно немного «сползло» в сторону после войны, когда колхозники разобрали построенные рядом с пепелищами их отцовских изб добротные немецкие блиндажи и стали возводить из тех же бревён свои тесные жилища по соседству. В сорок третьем году фронт стоял здесь несколько месяцев, и по нашу сторону озера были немецкие позиции. На противоположном берегу тогда окопались части Красной Армии. А в сорок первом в наших лесах немцы окружили две советских дивизии. Они хорошо попортили кровь захватчикам под Полоцком, но приказ на отступление запоздал. На Киевском шоссе в двух километрах от нашего Попадьино, отступающих ждали немецкие танки. Некоторые пытались прорваться и усеяли своими телами придорожные поля. Ещё недавно были живы бабушки – свидетели этой трагедии, в те годы ещё девчонки, в интернете я читал их свидетельства. С неделю гоняли солдаты Вермахта красноармейцев по окрестным лесам, бомбили, обстреливали артиллерией, а бедолаги наши уже оголодали, боеприпасы поистратили, и пошли в плен, деваться некуда. Покойный сосед, Михаил Ильич, которому летом сорок первого шёл девятый год, рассказывал, как на поле около дома родителей сидели в ожидании этапа сотни бойцов, а все леса были забиты брошенными автомобилями и оружием. Деревенские пацаны тайно вооружились, их даже взрослые стали побаиваться, детишки помельче собирали в зарослях деревьев командирские планшеты. В них находили самую большую тогда для детского досуга ценность – карандаши, в каждом планшете был всего один карандаш. Юный Миша Дегелев преуспел в этом деле – насобирал их штук двадцать, ими можно было обеспечить командный состав целого батальона РККА.