Лидия Платова - И зверя нет страшней, чем человек

– Рада, что своим появлением скрасила ваш скучный рабочий день, подумалось мне. Что ж, привыкай, Широкова. Клеймо зечки всегда будет идти рука об руку с косыми взглядами и осуждением.

Плюнув на парочку сплетников, я натянула капюшон поглубже на лицо и отвернулась к окну. У меня целая куча своих проблем, которые нужно решать.

Во-первых, нужно найти телефон, позвонить матери, предупредить о приезде, купить билет до N…

После этих размышлений мой живот заурчал, давая понять, что в списке важных дел явно не хватает обеда.

Когда в далеке начали появляться первые высотки, кондуктор оторвалась от разговора, и направилась ко мне.

– Здравствуйте, – как можно вежливее поздоровалась я, – скажите пожалуйста, сколько стоит проезд?

– Тридцать два рубля, – Кондуктор смерила меня презрительным взглядом.

– Один, пожалуйста, – я протянула ей купюру, изобразив на лице самую приветливую улыбку.

Никак не отреагировав, она взяла купюру в руки.

– Вижу, что один, не слепая. Помельче нет? У меня сдачи не будет.

Я отрицательно мотнула головой.

– У меня сдачи нет, – повторила она почти по слогам и уставилась на меня.

– Давайте тогда без сдачи, – согласилась я, все понимая.

Понимая, что в их глазах я даже не человек, а грязь. Понимая, что она меня презирает только за то, что я сидела. Считает меня ничтожеством. Да и плевать. Ее мнение меня мало волнует.

Оторвав билет, она бросила мне его на раскрытую ладонь и, развернувшись, торопливым шагом направилась к водителю, где уже через минуту снова что-то бурно обсуждая, кривляясь в улыбке.

Автобус остановился напротив старого, видавшего виды, кирпичного здания с выцветшей и покосившейся надписью «Копылино».

Закинув рюкзак на плечо, я встала у задних дверей, ожидая, что их откроют. Но водитель открыл только передние, наблюдая с кондукторшей на мою реакцию. Ладно, я не гордая. Проходя мимо них, буркнула «спасибо», особо ни к кому не обращаясь.

– Зечка, – бросил водитель и сплюнул в открытое водительское окно.

На секунду я замерла. Наглый боров откровенно меня провоцировал.

Развернувшись, я посмотрела на него – отвратительная ухмылка расплылась по его сальной роже.

– Да пошли вы, – сказала я, и улыбнувшись во весь рот, спрыгнула со ступенек автобуса.

Самый важный урок, который я вынесла за последние восемь лет – не вестись на провокации.

В единственную билетную кассу стояла очередь. Заняв место, я достала кошелек и пересчитала наличность. Не густо, но на дорогу должно хватить. Кто-то дернул меня за рукав.

– Теть, купи билет! – конопатый мальчишка лет двенадцати переминался с ноги на ногу.

– Какой билет?

– Ну, до Москвы.

Ответить я не успела. Крупная женщина в форме охранника схватила его за ухо и, с силой вывернув, потащила к выходу из здания вокзала.

– Ай, пусти! – Кричал мальчишка и ужом извивался в крепкой хватке охранницы.

– Как вы мне надоели! Чеши отсюда, попрошайка, пока ментов не вызвала! – открыв дверь, женщина с силой вытолкнула его наружу.

– Дура!

– Поговори мне еще! – Погрозила она кулаком и закрыла дверь.

– Правильно, – поддержала ее старушка, стоявшая передо мной в очереди, – напросят так, потом бегут в магазин и бутылку покупают.

– Да вы что! – я была искренне удивлена – какой бутылкой? Он же ребенок еще!

– Что ты, – замахала она руками, – знаешь, какие они сейчас, дети эти? И курят, и пьют. Я по телевизору видела. Даже родителей из дома выгоняют. Вон, Мишка, сосед мой из 44 квартиры, – старушка перешла на шепот, -здоровый лоб, почти двадцать лет, а не работает! Точно наркоман!

– Ваша очередь, – я мягко подтолкнула ее к билетному окошку, благодаря всех богов, что подошла ее очередь. Слушать о проблемах пьянства и курения среди подростков было невыносимо.

Оплатив свой билет, я сунула его в карман и обратилась к кассиру:

– Не подскажете, у вас есть телефон, которым можно воспользоваться?

Девушка в окошке, не поднимая головы, указала рукой вправо от себя и вернулась к подсчету мелочи.

– Спасибо.

Таксофон выглядел так, словно не работает лет сорок. Сняв трубку, я приложила ее к уху. На удивление гудок был. Быстро набрав домашний номер матери, подождала три гудка и повесила трубку. Дыхание сбилось, руки мелко дрожали. В принципе, ничего не произошло, просто к разговору с мамой надо подготовиться. Выдохнув, я снова сняла трубку. На этот раз бросила трубку после первого гудка. Нет, не смогу. Что со мной происходит? Я стала переосмысливать, почему не решаюсь ей позвонить? В чем причина моих переживаний? Наверное, чувство вины, чувство вины за все содеянное? Но мне не в чем раскаиваться и не у кого просить прощения. Может все же есть у кого? У мамы и у Светы? Присев на металлическое сидение, достала фото Светочки. Синие, как васильки глаза смотрели прямо и уверенно. Интересно, она меня помнит? Может она ненавидит меня за то, что оставила ее, что не была рядом? Простит ли она когда-нибудь? Слезы наворачивались, но выплакать их я не могла, была в таком напряжении, что не могла дать волю эмоциям.