Анатолий Репецкий - Маскарад для эмигранта

– Георг, вы сказали морем, но моя дочь простужена, – заметил Макаров, – если бы ей можно было морем, то мы бы…

– Не волнуйтесь, на этом шлюпе есть отличная теплая каютка. Маленькая, но в ней есть печка, а на полу медвежья шкура, – успокоил его Дюбуа. – От Евпатории хода всего-то три-четыре часа.

Полковник Зайцев тепло попрощался с Георгом и ушел; он еще раз попросил поручика не опаздывать. Все трое направились к выходу, у двери Георг остановился и шепнул Макарову: сейчас вы вернетесь, на столике я оставил свой мешочек, взгляните внимательно на тех двоих, что сидели за вашей спиной.

Спиной к их столу сидел пехотный капитан. Напротив него высокий черноволосый в черкеске с газырями; его лицо, особенно усы и глаза явно указывали на кавказское происхождение. Черноволосый читал какую-то бумагу; он радостно воскликнул: да ведь это именно то, что мы всю жизнь искали с тобой, Француз!

– Что вы заметили? – спросил Дюбуа.

Владимир рассказал. Старик нахмурился.

– Произошло то, чего я так опасался, Владимир, нас подслушали. Капитан, очевидно хорошо знающий французский, записывал наш разговор, а затем передал запись второму.

К ним подошел Петренко, офицер для особых поручений при Полковнике.

– Начальство велело дожидаться тебя здесь, – сообщил он, – вдруг понадоблюсь.

– Уже понадобился, Саша. Нужно взять патруль и немедленно проверить документы у двоих типов, один невысокий, плотный пехотный капитан, второй, кавказец в черной черкеске. Они в харчевне, столик рядом с нашим. Придержи их, я скоро вернусь.

– Вы мне объясните, где найти ваш корабль, я подойду вечером часов в десять, – спросил он у Дюбуа.

– Какой корабль, – рассмеялся Георг, – это небольшой барк! хотя кроме паруса у него есть еще и двигатель. Стоим мы в Стрелецкой бухте, любого спросите, вам покажут. Сейчас закажите мне извозчика, военных они только и слушаются, у меня кое-какой груз здесь. И если можно, давайте продолжим разговор французским, представляете, какой музыкой он звучит в моих ушах.

Ехать в Стрелецкую бухту никто не хотел, мол, далековато; наконец, удалось уговорить молодого бледного парня, по всей вероятности раненого, одна нога у него была в сапоге другая в валенке. Когда возвратились к харчевне, их поджидал явно расстроенный Петренко: те двое, пока он искал патруль ушли через кухню.

Они погрузили на телегу два больших мешка, и Георг отправился в путь. По дороге возница подобрал молодого чернявого парня по кличке Цыган. Бледнолицый сообщил ему, что везет француза в Стрелецкую бухту с двумя мешками груза, что в мешках, неизвестно.

– А ты точно уверен, что он француз, – поинтересовался Цыган.

– Точно. Когда они меня нанимали, то со мной офицер договаривался: куда ехать и сколько платить, а этот только лопотал по своему, ни одного русского слова не сказал.

Цыган сделал несколько попыток заговорить с Георгом, задавая самые дурацкие вопросы, но тот не отвечал. Когда же из-под колес выскочил дремавший в придорожных кустах заяц, то их попутчик заорал истошным голосом, – «волк! волк!» – Возница хохотал, и Георг сам тоже с трудом удерживался, чтобы не рассмеяться.

– Интересно, что у него в мешках? Ты не знаешь, Федя? А вот мы сейчас проверим, – и чернявый схватился за угол мешка. Георг стукнул его по руке.– Но! Но! – Смотри, не разрешает, чертов басурман, – крикнул Цыган, – а мне, Федюня, кажется, что там у него табак. – Он попытался понюхать мешок, – точно, табаком пахнет!

– Угадал, – подумал Георг: шкурки ягнят, пересыпанные самосадом.

Наконец, Федя получил приказ ехать через Воронью балку. Там, на мостике левым колесом въехать в выбоину, где нет куска бревна и остановиться. Они с французом слезут подтолкнуть телегу, а ты хлестнешь лошадь, и все, поминай, как звали! И гони к Максимовой даче, подождешь меня там, у Трубачихи; да не вздумай слинять, голову оторву! Ты представляешь, Федя, сколько курева у нас будет! Один мешок, конечно, продадим, заживем на славу. Только как его, черта нерусского, из телеги вытащишь? Ну, ладно, там посмотрим.

План был выполнен на славу: колесо стукнулось в ухаб, лошадь остановилась. Но когда заговорщики обернулись, то застыли с открытыми ртами – на них смотрел ствол огромного пистоля.

– Тише, я Дубровский! – сказал старик по-русски и взвел курок, который издал звук, напоминающий крик ворона. Цыган кулем вывалился из телеги, возница же сидел с отвисшей челюстью.

– Скажи ему, Федор, пусть подтолкнет, а не то…