Света Великанова - Сказки для взрослых

– Не снись мне больше. Пожалуйста.

Свежий вечерний воздух беспардонно влез во все прорези для пуговиц, карманы и прочие отверстия на моей куртке, мгновенно вытеснив собой память о жарком дне. Я возвращалась домой по ночному городу. Боковым зрением я отметила, что за мной кто-то идет след в след, чрезвычайно близко. Испуг на мгновение парализовал мой природный оптимизм. Дорога к моему дому была хорошо освещена; непроизвольно и мучительно мне захотелось немедленно встретиться со своими соседями или просто прохожими. Улица была безнадежно пуста. Я чувствовала присутствие незнакомца, и мне даже казалось, что слышу его дыхание на своей шее. Собрав по закоулкам своей памяти обрывки былой смелости, я резко повернулась и сразу же увидела убегающие от меня ноги. За спиной вертелась моя тень. Я рассмеялась в голос. Прекрасно. Я не одна!

Совсем близко от моего лица ударил в голову запах мимозы, и мысль, от которой я пряталась весь день, настигла меня, словно хищная черная птица, крепко сжав горло. Завтра Восьмое марта. Я отломила длинную ветку, прижала ее к себе, и желтые мохнатые шары уютно прильнули к моему сердцу, надежно запрятанному в кашемировую кофту. Пахло весенней морской набережной. Запах этот ежегодно тиражировался к женскому дню и растирался между мужскими пальцами, неприученными носить цветы. Мимоза уютно расположилась в моих руках, словно уверенная в своей красоте леди, которая знает, что в доме ее поджидает любовь и признание вазы, полной изящества и живительной влаги. А самое главное – в моем доме у нее не будет конкурентов, ибо некому туда принести цветы. Я улыбнулась мимозе, наслаждаясь ее обществом. Я не одна.

Под ноги к нам выкатился запыхавшийся заяц. Я заглянула в его отчаянные красные глаза. Там стояли слезы.

– Бывает, брат.

Он в ответ грустно усмехнулся.

– Знаешь, на самом деле в одиночестве столько преимуществ…

Заяц слушал вежливо, не проявляя к моему голосу, переполненному неуместным в темноте оптимизмом, никакого интереса.

– Понимаешь, это только сегодня тебе плохо оттого, что ты остался один. А завтра – нет, пожалуй, что попозже, годика через два, три – ты даже не вспомнишь свою зайку. Как я никого уже не вспоминаю. Мне уже не нужно никому объяснять, почему я не разбираю завалы своих платьев и туфель, хотя я и родилась с аллергией на беспорядок; почему я заливаю водой ванную и не задергиваю в ней шторку, несмотря на то, что после меня туда войдет принимать душ самое совершенное и любимое мною существо на свете. Ты сможешь спокойно жить, ничего не меняя, или навести свойственный тебе идеальный порядок и прийти в ужас оттого, что ни ты, ни кто-либо другой его больше не нарушит.

Заяц обреченно опустил голову и понуро пошел рядом. Вряд ли он услышал или понял хотя бы одно мое слово. Но нам обоим в этот вечер стало легче вдвоем. Даже можно сказать, что я была счастлива. Я не одна.

Наблюдавшая за нами Луна раздулась до невероятных размеров, боясь лопнуть от смеха. Она развлекалась, свысока наблюдая за импровизированным праздником свободы и независимости. В конце концов ее самонадеянная круглая физиономия на секунду скривилась, вытянула длинные губы и превратилась в тонкий месяц. Мы с зайцем устало посмотрели вверх на глупую дуру, и в этот момент мне показалось, что Луне стало стыдно. Она мгновенно свернулась в блестящий комок и просыпала перед нами короткий звездный дождь. Я благодарно подмигнула переменчивой красавице. Я не одна!

Моя свобода плелась рядом со мной, стараясь выглядеть независимой и незаинтересованной в исходе вечера, словно происходящее к ней отношения не имело. Будто бы не ее бредовые речи заставили меня отвлекаться от мыслей о тебе. Словно бы не она отговорила меня от главного – умения любить и прощать тебя. Лишила понимания того, насколько хрупким и болезненным может оказаться мужское самолюбие. Избавила от сочувствия к мужской неуверенности в собственной значимости и привлекательности. Моя свобода теперь владела мной безраздельно и никуда от себя не отпускала. Я не одна.

Моя память жалким мокрым щенком свернулась в глубине моей души и поскуливала, если я вдруг натыкалась на то, что мне о тебе напоминало. А напоминало мне о тебе все: даже то, что никоим образом с тобой связано не было. Поэтому днем я беспрерывно кидала гневные взгляды в сторону безмозглой своей памяти, а по ночам бесконечно жалела ее. В темноте моего дома память окончательно терялась и даже порой выла по ночам. Я давно поняла, что мне от нее никуда не деться. Я не одна.