Петр Альшевский - «Наследник графа Цеппелина»

Пожалуйста, принимайте, я с удовольствием вернусь в Москву; находясь здесь я ничего не выигрываю, нет смысла отрицать, что близится голодная пора, но мама закончила институт торговли, она нас прокормит, позорный голландский эпизод не простит; из крана навязчиво капает – сочти за весеннюю капель и возрадуйся случаю порадоваться, отпихивая ногой водолазов с Лубянки, плыви и надейся, я вырос из очередных ботинок, которые мне нравятся, и хожу в них поджав пальцы. Не требуя новых, привыкаю к экономии. У Дома Рембрандта покупаю диковинные хот-доги, готовясь отказывать себе и в мелочах. Я крепкий парень. Мне это понадобится.

В Голландии принято с малолетства скрашивать обед легким алкоголем, но я не пью, табак не курю, о траве в деталях не знаю и не прошу дать попробовать, у отца и без меня море неприятностей, а обращаться к посторонним людям мне нежелательно. Общение с наркодилерами ослабляет: максимум можно спросить дорогу; тебе, мальчик, куда? Ты по виду такой молодой и увядающий, стоя на месте, тяжело дышишь, у тебя выбор между смирением и рывком, пересечь в одиночку границу ты не рискнешь.

Я бы попер, продравшись через лес с заграждениями, успокоился и разочаровался – я шел не сюда. Моя земля дальше. В посольстве о ней никто не вспоминал: мужчины в костюмах, женщины в длинных платьях, задаренные дети забыли и помнить, где они вылезли на поверхность из могил своих предков, рассказывавших им сказки; я люблю русские сказки. Я боюсь повзрослеть и запутаться, научившись открывать банку «кока-колы» с сопутствующим хрустом в висках. И вопрос не в людях. Людей я и здесь избегаю, и в Москве к ним излишне не стремился, важна некая атмосфера… наполнение воздуха… когда есть на что опереться. В Амстердаме у меня с этим худо. Не влезаю на деревья, не подхожу к оврагам, из проезжающих машин ревет популярная мерзость, глубокая музыка тоже звучит, но ее не слышно – слушающие ее ценители интеллигенты, и делают это тихо. В будущем мне бы хотелось быть как-нибудь связанным с музыкой. Уяснять сущность духа под тенью перебитого крыла.

Мысли, определившие мою дальнейшую судьбу, зародились именно в Амстердаме среди тотального засилия сытости и энергетики назревающего скандала.

Теплая, теплая, в царапинах неразгаданность, парящая неподалеку от небес, не мешай мне говорить тебе правду, обвивающуюся вокруг нас тонкими кольцами: в рукопашной схватке с пряничными человечками не обошлось без гитары, зачем-то приобретенной отцом накануне представительного фуршета с участием членов королевской семьи.

На пальцах кровь, на пальцах рук, стриг ногти на ногах, ножницы соскальзывали и протыкали пальцы, приведите аргумент, отключите защитное поле; потребовав внимания, папа выбрался на середину и ударил по струнам. Не умея играть, ударил во второй раз гораздо сильнее. Принялся лупить и лупить, негромко приговаривая: вы пришли. Вы реальны. У нас куча общего, куча фантастически большого проходит мимо над вами и нами. Вы реальны. Сатана вами доволен. Почистите мне яблоко, я опасаюсь брать нож – могу не сдержаться. Вы гости. Вы у нас, но все мы тут, тут мы гости, гости все мы, и вносим дисгармонию, полагаясь на видимость, собравшихся господ роднит неприглядная окостенелость в отношении к незримому, чуждому любой проводимой политике…

Лилась сумбурная русская речь. Голландцы изводились в попытках тактично улыбаться, наши ответственные лица захлебывались безмолвной яростью; на следующей неделе предстоит высылка. Отец примет их решение без единого вздоха. Я собираю пожитки, предвкушая долгожданную встречу с Нескучным Садом – в те дни я не мог и подумать, что окажусь в Москве только спустя одиннадцать лет.

Твой путь лежал в Париж. В небезызвестный город, куда вы прибыли в совсем ином статусе – проклинаемыми невозвращенцами. Родина на вас взъярилась и «плевала на Каина с Иудой синими болотными огнями». Цитата из Горького. Пущенный по следу комитет. Через щель в заборе собака смотрит на козла: капитан подлодки не так уж и глуп – сидит и плачет над мужской фотографией; когда же из воды появится его голова? Побег был подготовлен?

Полагаю, да. План разрабатывала мама, а она сторонится непродуманных экспромтов. Ей не свойственно смятение души: поведение отца лишь ускорило воплощение досконально просчитанного варианта расставания с советским паспортом, и мы пошли у нее на поводу – меня не спросили, папа не посмел возражать. Ему до лампы. Хотите в Москву, поедем в Москву, предлагаешь порвать с прошлым и связаться с западными спецслужбами, ладно, я с тобой, но мне нечего им сообщить, мало-мальски секретной информацией я не располагаю, в пахнущей валидолом приемной все оттенки танцующих языков пламени, мы проветривается над железнодорожным плотном, раздельно добравшись до вокзала, как с хвостом? Мне дали четкие указания. Трое плотных мужчин в шляпах беседуют на смеси голландского и французского, отец, накинув на руку легкое пальто, выразительно смотрит в никуда, мама подталкивает меня в вагон. Мы едем в пригород на всю субботу?