Игорь Михайлов - Вторник. №16, ноябрь 2020. Толстый, зависимый от дня недели и погоды литературно-художественный журнал

Какой счастливый этот парень, подумал Юрий Кириллович. Как просто: встал себе на переходе в метро, Терпсихора тут же к нему под землю спустилась, дескать, играй, милый Орфей, твори в своё удовольствие…

А я? В какой непотребной суете сгорают мои годы: вечное выбивание каких-то жалких званий, премий, заказов… А сколько сил и времени ушло, пока вгрызался в своё, в общем-то, законное право на получение новой мастерской. Вырвал, наконец, эту сладкую репку, и что, стал счастливее? И опять эта душепыльная погоня за длинным рублём. Лучше красненьким, с пятёрочкой. Или зелёненьким долларом, что ещё лучше. И даже то, что я тяну в профессию этих наивных желторотых мальчиков и девочек, – это тоже, уж будем честными, ради деньги́, а не из высокого альтруизма. И всё этих проклятых денег мало, всё не хватает, всё давай, давай, давай ещё. Тьфу ты, пропасть пропащая! «Где я, что я, зачем я?» – слёзы вдруг навернулись на глаза Юрия Кирилловича – музыка расковыряла душу.

Немного легче стало, когда парень опустил смычок, и к нему потопали два малыша, коим растроганные родители доверили опустить в футляр скрипки, раскрытый на полу, мелкие купюры. Тоже ведь вот деньга́ – двигатель всего этого действа. Это слегка утешило Юрия Кирилловича. Он повернулся и побрёл к эскалатору. Эх, решил он горько, этот мальчишка-скрипач – всё же ближе к небу, к смыслу, к истине, к Богу ближе.

Серёжкина контора по продаже недвижимости располагалась совсем недалеко от оговоренного места встречи. Ему нужно было только перейти к храму по мосту через Москву-реку. На середине этого Патриаршего моста они и встретились. Пожали друг другу руки. Но тут же Юрий Кириллович неожиданно для самого себя привлёк к себе Сергея и крепко обнял.

– Романтическое свидание, – улыбнулся Сергей. – На мосту. Да ещё с такими фонарями, будто газовыми, под старину. Ну, так что у вас за проблема? Пойдёмте вокруг храма погуляем, а то я целый день сижу в полуподвале, как старая крыса.

– Почему старая? – попытался пошутить Просекин. – Ты ещё отлично выглядишь. Почти с тех пор не изменился.

В прямом взгляде Сергея вспыхнула ироничная искорка, будто он хотел сказать: ну что ты врёшь, к чему мне эти твои комплементы, давай выкладывай, чё надо?

Просекин от этого как-то совсем по-детски смутился, отвёл глаза на проходящую мимо девушку и так внимательно её разглядывал, даже повернулся ей вслед, стараясь изобразить, якобы узнал знакомку.

– Благодарствуйте! Наше вам с кисточкой, – склонил голову Сергей. – Только всё же крыса.

– Правда, правда, – справившись с непонятным смущением, подтвердил Просекин. – Я же тебя издалека узнал.

– Да ладно, бросьте вы, – отмахнулся Дубовской, – «Познал я глас иных желаний, познал я новую печаль».

– А старой печали тебе не жаль? – улыбнулся Юрий Кириллович и обнял Сергея за плечи. – Слушай, Серёга, давай на «ты», как раньше, когда кино пытались сделать.

– Можно, конечно. Только я-то скучный маленький клерк, а вы… а ты большой художник. Я о тебе в газетах читал и как-то по телику видел.

– Да это всё ерунда, – скривил губы Юрий Кириллович. – Так, пивная пена. Мне кажется, самое настоящее и самое интересное было вот тогда, когда мы большое и хорошее кино пытались сделать.

– Вот именно, пытались, – хмыкнул Сергей. – Попытка оказалась пыткой. Во всяком случае, для меня. Правда, потом я всё-таки успел ещё что-то снять…

Просекин на это признание даже не обратил внимания и не стал уточнять, чтó всё-таки Сергей «успел снять». Его вообще сейчас не интересовала биография и все творческие мытарства приятеля. У него была своя чёткая цель, и к ней он был весь устремлён.

Они пошли вокруг храма, и Юрий Кириллович, будто мальчик, волнуясь, сбивчиво, перескакивая с предмета на предмет, стал рассказывать Сергею историю утерянной рукописи, толковать о мечте внезапно ушедшего киевского друга – сделать по этим дедовским воспоминаниям сценарий и снять фильм, честный, точный и нужный, необходимый именно сейчас.

Дубовской внимательно выслушал. Помолчали. Медленно шли вокруг храма. Юрий Кириллович нахмурил брови. Подумалось ему: наверное, идею свою изложил как-то неувлекательно, сбивчиво. И тут Сергей остановился, повернулся и, заглянув Просекину в глаза, улыбнулся:

– Послушай, Юра, знаешь, как наше агентство по продаже недвижимости называется? «Домашний уют»! Миленькое такое, тёпленькое название. И главное – очень моему многодетному семейству нравится. Я за такое счастье почёл, что меня один добрый дядя богатенький устроил в это своё бюро по недвижимости, – ты даже не представляешь. Я всё ходил клянчил у него спонсорские денежки на своё кино, пока он мне не предложил: давай, говорит, возьму тебя на работу в одну свою контору на вполне достойную ставку. Я жене как вечером рассказал, так она расплакалась: мы же больше года просто голодали, детей одной гречневой кашей кормили. Они уже есть отказывались, плакали, а мне – хоть в петлю. Я на следующее утро просто побежал к этому олигарху. Вот теперь и сижу. И молю Бога, чтобы этот дядя не разорился или чтоб президент его, чего доброго, не тряханул: сам знаешь, все они, эти новые наши хозяева, если глубоко копнуть, воры и мошенники. Но молчу, молчу: мысль материальна. Пусть никаким ветром нашу контору не качнёт. Пусть стоит, как башня Эйфелёвая. Кстати, у моего благодетеля недвижимости в Европе до фига, и вообще, сидит он больше в Ницце, а сыновья – один в Лондоне осел, а другой в Оксфорде учится. Это не мои худосочные гречкоеды, – он остановился и развернулся к Просекину. – Так что забудь обо мне как о ваятеле нетленки. Тем более, что тема-то всем уже приелась. Лучше «Журавлей» калатозовских или той же чухраевской «Баллады о солдате» не сделаешь. Теперь если о нашем советском прошлом, то надо, обязательно, хоть с кусочком дерьма. Или, вообще, что-то прежде запретное. Тут вот случайно передачу на радиостанции «Маяк» услышал. У меня радио всегда на кухне вполголоса вещает. А тут как раз жена на работе была, кастрюлями не гремела, а ребятишки в школе, ну я и услышал. Тип какой-то заявил: нужно, говорит, в школе изучать «Майн кампф». Для полноты, так сказать, исторических знаний. А? Как тебе? Правильно! Надо ещё, я думаю, наших детишек в гитлерюгенд загнать. А что? На замену пионерии. Вот такой у нас «Маяк». Там и песни всё англоязычные звучат. Назвали бы уж свою радиостанцию честно – «Маяк на Гудзоне». А если вдруг на русском, так что-нибудь такое: «Завяжи мне глаза, и я на ощупь буду любить тебя, как ты хочешь». А, каково? Я весь текст этой песенки процитировать не могу, но вот несколько строк именно так. Я чувствую, если дальше так дело пойдёт, то хана русской культуре и русскому языку. Сейчас журналисты-то вон на радио малограмотные. Удивляюсь, как их там учат. Тебе не приходилось слышать, как они в эфире вещают. С деепричастными оборотами у них здорово получается. Типа: войдя в дом, у меня зазвонил телефон. Или один выдал: нам на это всё равно. Или как тебе такая реклама: очень замечательный фильм?