Валерий Михайлов - Лечиться или выздоравливать?

Все счастливы, но недолго, так как, едва у них высыхают слезы радости, жена с мамой с двух сторон набрасываются на Васю: Он же теперь трезвый, поэтому должен содержать семью, помогать матери, растить детей… Короче, заниматься всеми теми взрослыми делами, которыми он никогда не занимался. Плюс контроль: не дай бог встретит кого из бывших дружков, и те его напоят.

А Вася не хочет и не умеет быть взрослым, и чтобы им не становиться Васе достаточно начать пить, что он и делает вскоре после того, как испытывает на себе невыносимость трезвого бытия.

Забавней всего в этой ситуации то, что васина трезвость не нужна ни ему, ни маме, ни жене. Для него алкоголизм кроме всего прочего стал оправданием инфантильности. Мама, не имея собственной жизни, живет вместо Васи, думая, что живет ради него. В результате у них образовалась стойкая невротическая связь: Из-за того, что мама делала вместо Васи чуть ли не все, что он должен был делать сам, ему не понадобилось взрослеть. Не научившись быть взрослым, он фактически превратился в нуждающегося в уходе инвалида. А так как только забота о Васе придает маминой жизни смысл, мама под видом заботы о сыне делает все, чтобы Вася оставался инфантильным существом.

Жена тоже вышла за Васю лишь потому, что жизнь с ним гарантировала ей бурю эмоций, без которых ее жизнь была бы для нее невыносимо пресной. И перестань вдруг Вася пить, ее мазохистское семейное счастье накрылось бы медным тазом.

Поэтому мама с женой, не сговариваясь и не осознавая этого, делают все возможное, чтобы Вася вновь запил. К счастью, их старания обычно бывают успешными.

Что в такой ситуации делать? Заниматься собой и своими проблемами. Маме нужно научиться жить своей жизнью. Жене – получать удовольствие не только от страданий. Что же до Васи, то он начнет взрослеть лишь тогда, когда жизнь его к этому вынудит, если, конечно, не предпочтет провести остаток жизни в качестве бомжа. В любом случае это – его жизнь, его выбор и его проблемы. А любая самоотверженная попытка жены или матери его спасти будет лишь своего рода оправданием отказа работать над решением своих проблем.

Моя мама не пила вообще – она не переносила алкоголь. Папа пил не часто, но шумно.

В первый раз я напился в 8 классе. После этого выпивал где-то раз в месяц. Пик моего пьянства пришелся на времена горбачевского сухого закона, так как выпивка тогда была источником не только опьянения, но и азарта – каждый глоток алкоголя был символичным посланием на хуй еще советской власти, которую я не люблю с тех пор, как начал более или менее задумываться о жизни. Купить бухло тогда, наверно, было проще, чем сейчас. В радиусе 5 минут ходьбы от моего дома было 3 квартиры, где водка продавалась круглосуточно. Такси в Аксае не было, и мы обращались за вином к работникам железной дороги. А еще мы использовали «пароль». Мобильников еще не было, поэтому мы смело заруливали в винно-водочный магазин и спрашивали заведующую. Ей мы говорили, что мы от Татьяны Васильевны (имя бралось от фонаря), и она просит выделить нам ящик водки. А так как Татьяна Васильевна могла быть кем угодно, отказывать заведующая не спешила. «Надо ж было заранее позвонить», – обычно говорила она, на что мы отвечали, что случай срочный и непредвиденный. В результате мы выходили из магазина с ящиком водки почти по госцене.

Постепенно бухло стало мне надоедать. Во-первых, из-за увлечения медитацией – она плохо совмещается с употреблением алкоголя или наркотиков. Для того чтобы трансформировать сознание необходимо накапливать личную силу, а алкоголь с наркотой приводит к чрезмерным ее затратам. Во-вторых, я влюбился, а от этого штырит так, что ничего больше не нужно. В-третьих, я нашел любимое занятие, которое хоть больших денег и не приносит, но радует само по себе. Последней каплей стало «Глубокое дыхание цигуна» по Алексу Анатолю.

Хотя нет, совсем-совсем последней каплей стало внутреннее равновесие или состояние «мне заебись», ставшее суммарным результатом работы над собой. Оно было прекрасным, но хрупким еще настолько, что даже небольшая порция алкоголя выбивала меня из него на несколько дней. Когда алкоголь стал для меня источником потери наслаждения, и я от него отказался. Последние лет 15 не пью вообще.

Когда люди узнают, что я помогаю алкоголикам бросить пить (не люблю слово «лечение»), они начинают меня уверять, что они не такие. Меня это веселит, так как чужой алкоголизм волнует меня, когда алкоголик отравляет жизнь лично мне, например, орет за окном; и когда он обращается за помощью, оплачивая ее. Остальное – не мое дело.