Коллектив авторов: Антология альтернативной литературы 1. Альманах

По берегам уличных арыков росли крепкостволые раскидистые деревья с мелкой листвой, тёмно-зелёной сверху и белесой с изнанки, слабый ветер шевелил их кроны, как будто за окном непрерывно переодевались женщины – шуршание юбок, мелькание нижнего белья. Впрочем, с похмелюги у меня всегда стояк дикий и всякая похабщина в голову лезет.

Редкие прохожие почтительно кланялись вслед тёмным стеклам автомобиля.

– Почему на некоторых деревьях в садах ленточки? – спросил я.

– Там, где в доме невеста и скоро свадьба. Таков старый обычай, – ответил Аюп и развёл руками, будто извиняясь.

По-русски он говорил хорошо. С падежами, конечно, не справлялся, и непривычно чётко расставлял ударения; гласные подчёркивал вытянутыми губами и горлом, выделял букву «о», иногда растягивая её как «оу», вместо «ш» кое-где вставлял «ч». Непохоже на остопиздевший москвичам кавказский выговор: чеченцы с дагами шипят и скрежещут, то и дело срываясь на угрожающее рычание, речь же Аюпа, наполненная гулкими гласными, напоминала клекотанье большой птицы.

Мы въехали на возвышенную площадь с остатками крепостных стен, машина остановилась. Водитель выскочил, распахнул дверь передо мной, Аюп, поклонившись, помог выйти Серёге.

Площадь удивительно походила на смотровую площадку перед Московским Университетом – как если б мы подъехали к баллюстраде со стороны главного здания.

Только вместо реки и Лужников – нереальная панорама горного хребта, а на площадке вместо матрёшечников – кафешечные столики и навесы. Прозрачный воздух, пропитанный ароматами цветов, лепешек и жареной баранины дрожал и переливался снизу доверху.

В Москве, когда в длинной пробке стоишь, вперёд смотришь – тоже по типу этого слоями воздух струится. Выхлопы из глушаков.

Мы шли между огромными клумбами и цветниками, водяная пыльца фонтанов, приятно освежая, падала на плечи, мгновенно высыхала под жарким солнцем. Пацаны носились по асфальтовым дорожкам, катались на роликах и велосипедах, аккуратно объезжали миндальные деревья в розово-белом цвету, под развесистыми широколистыми чинарами сидели старики в галошах и высоких разноцветных носках-джурабах, молодые мамы с колясками. Всё как у нас, только мамы не в мини, а в ало-зелёных шароварах с халатами.

Наш путь ни разу никто не пересек, по длинной тенистой аллее через всю площадь мы прошли одни.

Сзади, чуть приотстав, шагал водитель.

– Мы совсем не так представляли себе ваш город, – сказал я.

– А как? – вежливо улыбнулся Аюп.

– Ну, так… более традиционно… – замялся я.

– неожиданно продекламировал Аюп.

Это мы так в школе русскую азбуку учили…

Смешно, да? Развиваемся немножко, развиваемся. Здесь раньче середина старый город базар был, вонючий (у него прозвучало – «вонучи»), грязный, эпдемичски опасный. Снесли, всё убрали, немножко цветы, немножко фонтаны, детский городок, кафе, ресторанчики, боулинг – пусть люди отдыхают.

От базара название оставили: «Девори баланд» – «высокие стены». Старое тоже немножко нужно помнить, как вы считаете?

– Прекрасно получилось, – искренне сказал я, стараясь сдержать улыбку – над тёмными стёклами здания слева красовались яркие буквы: «Боулынг-хана» и «Билъ-ярдон».

– Ещё не всё, не всё получилось, – развёл руками Аюп, – не всё. Если не возражаете, давайте вон там сядем, – он показал на столик под огромной чинарой.

Сквозь листву чинары просвечивали мягкие очертания светлых проплешин на стволе. От этих нежно-телесных пятен с полупрозрачной нежной шелухой по краям на меня опять повеяло тяжёлой томной эротикой… как будто подглядываешь за женщиной, приспустившей чулки.

У столика уже кланялся официант (официанты в тёмных брюках, белых рубашках и тюбетейках выглядели смешно, и окликали их гости тоже смешно: «гарсон-джён!»), на тарелках лежали закуски, зелень, нарезанная соломкой редька и пухлые лепёшки с точечками кунжута, стояли запотевшие глиняные кувшины.

Аюп опять лёгким движением пальцев отгоняя невидимых мух, отпустил официанта, сам разлил по бокалам холодное вино.

– Как же с Кораном? Коран-то вино запрещает? – спросил Серёга.

Не понравился мне Серёгин тон, и кривая высокомерная усмешка не понравилась.

– Дорогой Сергей, Омар Хайям очень правильно сказал: