Анна Тонких - Человек без смысла

Рядом с ним лежали большой рюкзак, иконки и банки с кабачковой икрой. В руках он держал бинты. Кровь стекала на асфальт, огибая банки с кабачковой икрой, иконки и большой рюкзак.

– Кто тебя? – спросил я.

– Лошадь…

– Лошадь?

– Я всегда смотрю по сторонам, а в этот раз я не заметил большую повозку с лошадьми, выезжающую из-за угла. Одно из животных напрыгнуло на меня. Пострадал только палец.

– Везучий.

– Нет. Я знал, что так случится.

– Не понял.

– Нельзя играть в шахматы.

– Еще больше не понял.

– Я вдруг решил, что ты знаешь.

– О чем?

– У тебя ведь?

– Что?

– Да, точно. Ну, ты, вероятно, еще в самом начале.

Он отложил бинты и открыл рюкзак. Вытащил оттуда всякую дребедень. Среди дребедени оказалась шахматная фигурка, что тоже, впрочем, дребедень. Он положил ее передо мной и сказал:

– Черная ладья – фигура, которой ходишь ты.

– Почему не пешка?

– Хочешь ходить пешкой?

– Не особо.

– Правильно. Но лучше не ходить и ладьей.

– Не ходить куда?

– Белые фигуры – природа. Будешь продолжать играть, выдвигая черных, природа будет ударять по тебе в ответ. А природа бьет жестоко. Вот и по мне ударила. Я захотел легких денег, а получил кровоточащий палец.

– Ты колдун?

– Я – автостопщик.

Его палец сильно защипало, и он отвернулся, чтобы продолжить перевязывать его. Параллельно говорил со мной:

– Я чувствую, тебе бывает плохо.

– Сколько тебе лет?

– Восемнадцать.

– Ты еще маленький.

– Понимаю, ты не веришь мне. Игра легкой не бывает. Все сначала сопротивляются.

– Так, ладно, я пошел.

Ни разу не обернулся.

В комнате пусто. На улицах людно. Снаружи все напоминает Бал Сатаны. Люди высовываются из окон, оттуда же летят цветы, телевизоры, посуда и прочее совместно нажитое, кто-то с кем-то спорит, кто-то целуется, кто-то бегает от полиции, а я в полнолуние превращаюсь в романтика и уличного философа. Может, пора перестать искать истину и пойти выпить вина?

Табуретка на стул. Я на табуретку. Моя рука тянется к верхней полке, чтобы вытащить остатки полусладкого. Через несколько минут по чашкам будет разлит алкоголь, а на ковре появятся пятна от пепла. Вокруг меня будет много тел, курящих и разбрасывающих болтовню направо и налево. Тело№1 станет заигрывать с Телом№2. Тело№3 подольет водки Телу№4. Тело№5 сфоткает для социальных сетей Тело№6. Без душ это просто машины, пичкающие друг друга фигней.

Мое тело все больше похоже на автоматическую коробку передач, элементы которой все решают за триста пятьдесят миллисекунд до принятия решения. Если следовать этой логике, то, освобождая себя от ответственности, я могу заявить, что нейроны виноваты в прожигании моей жизни. Нейроны ставят чайник, они же предписывают грустить по утрам, и они же не позволяют жизненной силе пробраться в мой организм и заставить что-то делать.

Соберу свое тело и пойду в чужую квартиру, принадлежность которой так и останется неопределенной. Я перестану искать самого себя, вдруг осознав, что мои поиски ни к чему не приведут.

Так было в тот день, когда мне исполнилось пятнадцать. Ровно пять лет назад.

Настоящая детская травма – проснуться на школьном уроке и обнаружить всех вокруг мертвыми. Не так категорично, конечно.

Мертвые люди обладают следующими характеристиками:

Они боятся слова «судьба», хотя живут в предопределенности, думая при этом, что их слово имеет вес и именно они делают выбор;

Ходят куда-то не потому, что хотят, а потому что нужно;

Смотрят передачи, которые захламляют мозги;

Запоминают информацию от посторонних и без проверки выдают за свою;

Наконец, они выглядят, как одушевленные гробики с двумя ножками и ручками, в которых хранится всякая дичь.

Тогда я посмотрел на них и вдруг проснулся. Я начал слышать звуки, которые только теперь стали звуками, видеть предметы, которые только теперь стали предметами и ощущать эту комнату как одно целое. Но я просто видел их, совсем не осознавая, каким образом они относятся ко мне, к моему «я», которого, быть может, и не существует. Конечно, эйфория меня поглотила, но только поначалу. Я почувствовал себя живым человеком, который понимает, что он сидит именно здесь.

Я шел домой в полнейшем воодушевлении, что я не такой как все, что я другой. А уже дома уселся к батарее и уткнулся в колени. Ложь. Я такой же. Я просто понял, что мертвый, но живым от этого не стал.

Мне приходилось приводить кучу аргументов, конструировать цепочки невероятных объяснений своего ухудшающегося самочувствия, бегать по коридорам и разбивать тарелки на виду у всех. Все думали, что это издержки переходного возраста. Он просто очень часто плачет и каждую минуту хочет себя задушить. Ничего серьезного. Через несколько месяцев я нырнул в себя окончательно и до сих пор не всплыл.