Анна Тонких - Человек без смысла

Видимо, мои пинки не настолько сильные. Или ты стал упорнее сопротивляться? Ты видишь сны? Конечно, видишь. Хоть раз ты задумался над тем, что тебе снилось? Поразмыслил над тем, почему я прислал тебе именно эти события? Какое безобразие. Нет, просто свинство. Смешно наблюдать, как ты отчаянно пытаешься понять, в какую игру играешь. Не в понимании дело, дурак. Когда ты был маленьким и твоя голова не управляла тобой, ты искал правду. Потом тебе приспичило уподобиться взрослым, но я не виню тебя. Или виню? В любом случае я слишком люблю тебя и хочу, чтобы ты победил. Помнишь, как мы были единым целым? Мы общались… ты даже хотел врезать мне, но боялся ударить больно. Потом счел встречи со мной бессмысленной затеей. Они переманили тебя, эти взрослые стереотипы и страхи. Ты должен разгадать код, отключив при этом ум. Начни играть по-настоящему, или я покину тебя, и ты превратишься в машину. Начни, в конце концов, играть.

В тот день, когда от тебя остались лишь пара мокрых маек и блокнот с записями, тебе пришлось сделать невероятное усилие: выдавить слезу и разочароваться во всем. Ты по наивности думаешь, что у утренних пробуждений и прочих процедур не имеется никакой цели, что есть лишь беспорядочное сочетание вещей, которые превращаются в события, создавая иллюзию реальности. Но реально только твое тело, которое ты ощущаешь, к которому прикасаешься, гладишь, чтобы успокоить. Я не знаю, как долго это может продолжаться. Кажется, жизнь угасает. День прожит, встанет ли солнце завтра?

Солнце встает в пять тридцать утра и ровно через десять секунд моя рука задергивает штору. Живу один. Чтобы хоть как-то разнообразить рутину, встаю с кровати утром разными способами: могу кувырком, могу выкатом, могу задом. Снова какая-то рутина. Ну, хоть с изюминкой.

Вчера много говорил о щетках. Щетки я уважаю, несмотря на то, что ненавижу. Ненавижу потому, что не могу приручить. Душ могу. Я часто его целую, в левую щеку и в правую. При каждой встрече чмокаю.

Необходимо отгородиться от всего, что напоминает мне об этом мире – собрать вещи, распихать по коробкам и отпустить в увлекательное путешествие по городским свалкам. Вот, например, белая футболка, бежевые штаны и модные кроссовки. В них я частенько поджидаю своего друга, и мы едем громить супермаркеты. В его бардачке – специальная карта, на которой мы отмечаем места следующих сражений…

– Я не отношусь к этому как к чему-то, что может убить меня.

– К чему?

– К тому, что может убить меня, чего непонятного?

…Он практически всегда начинал говорить внезапно, и до того несвязные вещи, что не всегда можно было нащупать смысл.

– Чего уставился на меня? К жизни. К жизни я так не отношусь. Только я могу убить себя, врезавшись в стенд с бутылками. Помнишь, я в тот раз чуть не откинулся. Ну и смешно же было. Ты стал расплетать мои косички, а я тебе кричал, чтобы ты не трогал их, потому что это единственное, что отличает меня от быдла, и мы не заметили, как тихо сбоку подкрался охранник и потащил нас в свой офис. Угар. Я и не знал, что у охранников бывают офисы.

…Какой от этого толк – разогнаться посильнее, чтобы успеть проскочить между прилавками с булочками и консервами. Он воображал себе, что вся еда вокруг – живой организм. Соки, фрукты, консервы. Супермаркет – целая вселенная со своими законами и существами, живущими у касс. Единство, равенство, братство. Никакой взаимной вражды. И все эти одухотворенные вещи уважают посетителей, которые в них нуждаются, а не пытаются разрушить со словами: «Я – хаос, который бегает по лабиринтам и пытается растормошить все вокруг». Он повторял красивые слова античных авторов, смысла которых совсем не понимал. Пустые буквы складывались в пустые слова, а те образовывали пустые предложения, в каждом из которых мой друг был одинок. В этой фальшивой активности он просыпался с незнакомыми девушками, чтобы только не чувствовать себя мертвым. Ночью секс, с утра супермаркет. Вот это я понимаю, человек обрел свой дзен.

Мой друг, приятель или как там называют мальчиков, с которыми вы громите супермаркеты, был обычным парнем. Когда мы ездили на пляж, он кричал, что хочет сгореть, сгореть полностью, как курочка на сковородке покрыться красным, а затем черным. А по приезде домой лежал на кровати и не двигался, разрываясь от криков о том, как ему больно. Затем я поливал его тело белой жижей.