Ольга Медведева - Пустой город

Варшава уже не была той столицей, которую помнили украинцы, приехавшие 15 и более лет назад. Даже транспортная система не была прежней. Автобусы стали ходить не по расписанию, часто опаздывали. Те автобусы, которые и так должны ездить раз в полчаса, могли совсем не приехать. В транспорте уже давно слышалась родная речь, может, даже чаще, чем польский язык. Сюда ехали семьями, снимали квартиры или жили в хосталах. Были свои проблемы, но ни кто не хотел покидать работу, ехать в родной край «сосать лапу». Украинцы быстро адаптировались на этой земле. Мужики работали, как волы на стройках, женщины, в основном работали на уборках. Только теперь, кто более-менее понимал и разговаривал на польском языке, работали в магазинах. Да, теперь и тут не хватало работников. От неудачников поляков часто можно услышать привыкшее слово «понаехали», хотя на такую работу и за минимальную плату, сами они не шли работать ни в магазины, ни на уборки. Это было не главное. Главное было в том, что Законы, написавшиеся в прошлом столетии, а может раньше, не менялись. Теперь, когда можно сделать ксерокопию документа, заверить её у нотариуса или у инспектора, сидевшего за столом со своей печатью, почему-то требовали оригинал документов, который не имел срока хранения. Таким документов является свидетельство о рождении. Как можно забирать документ, подтверждающий твоё существование на этом свете? Его через 3 дня в том же Управлении, можно было не найти. Взамен выданные справки имели срок годности до трех месяцев. А что дальше? А дальше, если правильно прочитать эту справку, тебя не существовало. Ни в какой голове такое не укладывается. Но, собирался перечень документов, а потом выбрасывался за непригодностью. Их не возвращали. На смену одним властям, депутатам, приходили другие, среди них было много юристов, обещающих внести изменения в Законы. Только попав в нужное кресло, им уже было не до Законов …. И всё это уходило на задний план. Как говорится – без комментариев.

В коридорах было тихо. На этаже было несколько кабинетов. Они были большими, поэтому их было мало. В одном из них сидел Руководитель. Совсем недавно он занял его, успел уже наделать своих ошибок. Он не учился на чужих, своих хватало. Его знали, он не скрывал своего происхождения, ему поверили. Каждый, кто переступал порог этого кабинета, чувствовал себя Богом, которому всё дозволил народ. Перевоплощение народного избирателя происходило на глазах. Открывая двери большого кабинета, блестели глаза, в мыслях проносилось: теперь я всё могу, я – Всемогущий. Перешагнув порог, этот всемогущий забывал о народе, оставленном на улицах и площадях родного края. Народишка в очередной раз хотел стабильности. И в этом не старом, не зачуханном Руководителе, видели «своего», казалось народного избранника. По мнению большинства, как раз он может привести страну к порядку, поднять ее на поверхность, на свет божий. С его приходом может, наконец, начнёт работать производство. Основная масса опять мечтала. Лишь небольшая часть людей махали рукой назад, вспоминая прежних руководителей. Вспоминали Ленина, который в свое время показывал рукой вперед, так теперь, эта основная половина народа, махали назад. Говорили много, быстро, не разборчиво, каждый на свой лад.

В кабинете сидел молодой мужчина сорока лет. На его столе, прямо по центру, лежал перекидной календарь, в черном стакане стояли, как солдаты, ручки и карандаши. Перед ним стояло кофе, в которое он уткнулся почти носом, чуть дальше – несколько листов бумаги. С утра его «достали» своими звонками высокопоставленные лица. Каждый требовал свой долг. Освободившись от звонков, выпив кофе, он ждал своего соратника. Нервы не давали покоя. Пройдясь по кабинету, по красным дорожкам, он подходил то к одному окну, то к другому. Смотрел на двор, в котором ни кого не было. Лил дождь. Его шума и капель не было слышно через толстые стекла. Нынешнему хозяину всё нравилось в этом кабинете. Даже шторы, пахнувшие пылью, его не пугали. Был один минус, о котором не хотелось думать. Он сам напоминал о себе. С этим минусом, чувства уверенности уходили. Чтобы поднять в себе дух, через минуту думал о прекрасном и снова хотелось жить, любить и ходить по этому кабинету. Снова звонил телефон в приемной. Он вздрогнул, перепугался. Секретарь ни с кем его не соединяла. Уже было легче. Было время подумать о будущем, не только о своем, о личном. Может, надо было подумать о судьбах людей. На людей пока времени не было. Кредиторы давили. Руководитель посмотрел на часы. Коллега, кабинет которого находился на этом же этаже в конце коридора, уже полчаса, как шел к нему. Он прилег в свое удобное, мягкое кресло, которое располагало скорее ко сну, чем к работе и стал ёрзать на нем. На ум, как ни странно, ничего не приходило. Были только воспоминания с детства, потом прекрасные студенческие годы. Везде он был лидер. Не все смотрели на него, но большинству он нравился своим не посредством, умением рассмешить. Всегда улыбался. Дома ему тоже говорили, чтобы он прятался за улыбкой, потом будет легче жить. С хорошим настроением всегда легче обманывать, а с приятным лицом – вдвойне. Вспомнилась красная дорожка, которая привела его в зал заседаний, где он дал клятву на верность народу, потом в этот кабинет. Он открыл глаза. Над головой пролетела фраза: «Кто придумал эту клятву? Какой народ»? Прошло ещё полчаса, а коллега не шел. «Чего он не идет»? – Сползая с кресла, вымолвил хозяин кабинета. Почти на цыпочках, подкрался к дверям. Тихо приоткрыл двери в приемную. Секретарь листала журнал, одновременно болтала по телефону. Выпрямив плечи и распахнув двери, решился выйти с кабинета. Со словами: «Я через 5 минут буду», – вышел в коридор. Он шел в конец коридора. В том кабинете его не ждали. Он широко открыл двери.