Галина Миновицкая - Ты помнишь, мама?

Наша с мамой комната была действительно самой маленькой во всей коммуналке, самой сквозной, и некуда было деться от прохладного ветерка, гулявшего по коридору от парадной двери, напрямую, легко проникавшего в комнатку напротив, то есть к нам. Эта комнатка когда-то принадлежала гувернантке или горничной, так как когда-то всей квартирой владел один хозяин. Во всей квартире был красивый светлый паркет, высокие потолки, которыми все жильцы гордились, как обычно гордятся личными качествами.

Преимущество высоких потолков обсуждалось часто и с большим удовольствием. Я знала почти каждую половицу на ощупь, так как с четырёх лет встала на коленки и до восьми лет хорошо ползала. К шести годам стала ходить, держась за спинку маленького стульчика. Иногда даже бегала с ним и дважды падала, один раз свалившись на бок, а второй раз перелетев через спинку стульчика. От этого полёта у меня надолго остался глубокий шрам на нижней губе.

Естественно, что мне хотелось везде побывать. Дело было уже к вечеру, и мама понесла меня к врачу, так как моя губа представляла собой жалкое зрелище, да и кровь почему-то не хотела останавливаться. Я была непоседой, за которой нужен присмотр.

Однажды осенний вечер незаметно подкрался к окнам, я оказалась в полутёмной комнате одна. Очень не хотелось сидеть в темноте. Играя с куклами, я раскладывала их по всей кровати, а саму кровать отодвигала от стенки и ставила свой любимый стульчик между стенкой и кроватью.

Стремительно темнело, и я решила действовать. Отодвинув маленький стульчик, я притащила на его место большой стул и поставила в самый угол, где высоко на стене чернел выключатель. Сначала забралась на маленький стульчик, затем – на большой, с него переползла на кровать. Тут я ухватилась за спинку кровати, поднялась с колен на ноги, и моя голова оказалась немного ниже выключателя. Ещё секунда – и в комнате стало светло и уютно.

О своём подвиге я, конечно, рассказала маме. Ах, мамочка, как ты испугалась!

Да, я падала по-страшному, плашмя, как бревно. Падала на лицо и вниз головой. Чаще падала назад, ударяясь затылком. Летела, зажмуриваясь. Да, было страшно. Особенно страшно, когда мать кричит от страха и рыдает над тобой, думая, что ты уже никогда не встанешь. Тогда я испугалась по-настоящему и, к сожалению, навсегда.

Очень скоро соседи запретили мне бегать по коридорам, я навсегда села в угол, потеряв гибкость ног и силу рук. Кто знает, что было бы, если бы не эти запреты? Наша старая коммуналка, я не хочу тебя вспоминать. Прости. Ты же знаешь, что в принципе тебя забыть невозможно. И ты всегда права.

Когда в квартире никого не было, мама разрешала мне посидеть на кухне, возле раскрытого окна, выходившего во двор-колодец. Здесь было больше солнца, чем в нашей комнатке, в которой солнце появлялось рано утром на короткое время, чтобы только успеть разбудить меня. Мне нравилось его нежное, тёплое прикосновение. А иногда я сердилась на солнышко, так как хотелось спать.

В один прекрасный день во дворе стали исчезать дрова, которые занимали любое свободное место, где только можно было. Между дров шли узкие проходы, а высотой поленницы были чуть выше человеческого роста. Дрова исчезали. Никто не переживал, так как в квартирах появлялись газовые плиты взамен тех, которые занимали много места в маленьких кухнях и чёрным жерлом поглощали не одну охапку дров.

Потом появилась роскошная ванна, и мы перестали ходить в баню. О, как мы долго ходили в баню! Пока не поняли, что это совсем не обязательно.

Когда я была ещё маленькой, мама на саночках или за руку вела меня в баню. В бане темно и немного неуютно. Очередь была в два ряда и тянулась с улицы до дверей на втором этаже. Отстояв очередь, народ наконец-то проникал в предбанник. А мы уже там, где надо. Мама сажает меня в тазик, и я, сложив ноги по-турецки, моюсь. С появлением ванны ноги по-турецки не складывались. Однажды мама решила снести меня в парилку, но в парилке я стала задыхаться, и мы ушли.

Прошло ещё немного времени, мне всего четыре года, и я еду в Разлив.

Наконец-то наши ясли приехали в это прекрасное место. Я впервые увидела ярко-жёлтый песок. Напротив наших яслей был глубокий карьер. Огромные машины целый день тяжело ворочались на его дне. И чем глубже становился карьер, тем выше росли горы песка. Были дни, когда мама водила меня на берег залива. Вот тут-то, на горячем песочке, я стала поправляться, окрепла. Встала с живота на коленки – и вперёд, открывать мир.