Галина Миновицкая - Ты помнишь, мама?

Театр был настоящий, с тяжёлым бархатным занавесом. Марионетки на ниточках были как живые. Одна из кукол так расшалилась, что вывалилась со сцены в зрительный зал и повисла на ниточках. Её скоро вытащили, и она исчезла за кулисами. Я ждала Змея Горыныча, забыв о пистолете и обо всём. Впечатления были самые яркие.

В пять с половиной лет я начала учиться читать, по-настоящему писать стала в семь лет. Но, несмотря на это, в школу меня приняли только через год, надеясь, что я ещё немного окрепну. Пятилетним ребёнком приятно сознавать, как тебе лично раскрывается смысл того или иного слова. Именно в это время бросаются в глаза вся заборная, настенная литература и прочее творчество.

В школьной библиотеке я прочла все книги про животных и о природе, поэтому меня рано записали во взрослую библиотеку.

«У дороги чибис. Он кричит, волнуется, чудак», – звучит знакомая песенка. Это над моей кроваткой, в ногах, на стене долго висело довоенное и блокадное радио. Это изобретение называли «тарелкой». В центре скошенного квадратика была надпись: «Рекорд».

Радио – это мой лучший друг с самого детства. Радио научило меня грамотно разговаривать, любить театр, музыку. С ним мне всегда было хорошо. Даже когда я болела, а до семи лет я болела очень часто. Иногда мне даже нравилось болеть. Ведь в это время мама была всегда рядом. Можно уютно обнять подушку и слушать, как мама двигается по комнате, можно слушать радио. А ещё лучше, если мама сядет возле кровати и начнёт читать Виталия Бианки, про маленького мышонка Пика и его приключения, или сказки Пушкина.

И снова радио. Мария Григорьевна Петрова, Николай Трофимов, Бабанова и другие любимые замечательные актёры. Сперва сказки, рассказы, затем «Ромео и Джульетта», «Пер Гюнт» и так далее. Я четыре раза слушала «Пер Понта» Эдварда Грига и только на пятый раз дослушала его до конца. Не потому, что мне было скучно и я засыпала. Нет, я засыпала потому, что было очень поздно.

Маленькая девочка просто уставала и незаметно для себя погружалась в сон. Так было у меня со многими спектаклями, операми. К счастью, я росла, а по радио старательно повторяли мои любимые вещи: «Овод», сказки, рассказы. Я и сейчас всё это люблю послушать.

До шести лет я ходила в ясли. В детсад больного ребёнка не хотели брать, даже не взглянули. Я перешла в самую старшую группу и ещё два года ездила со всеми ребятишками на дачу.

Спасибо вам, добрые люди! До сих пор помню вкусные ясельные котлеты и кофе с молоком. Почти всегда я застревала за столом дольше всех. Зимнее утро. Темно и сыро. Морозец пощипывает лицо. Мама несёт меня в ясли. Мы являемся первыми, няня уже успела истопить печь. Готовится завтрак. Послевоенное время.

Я помню, как дорога из дома в ясли была вздыблена, перелопачена и просеяна через сито, чтобы оформить черты будущего бульвара. Как мы с мамой радовались, когда прижился кустарник у подножия молодых тополей! Жил он одно лето. Люди безжалостно вытаптывали едва окрепшие кустики. Но каждую весну все посадки возобновлялись. Потом на бульваре появились удобные скамейки, на которых любили сидеть старушки и молодые мамы со своими детьми.

Теперь нет ни бульвара, ни кустов под тополями. А стоят ли ещё тополя?

Напротив нашего дома стояла школа из розового кирпича. Многие кирпичи долго сохраняли следы пуль. Под окнами школы – высокая насыпь, которая заменяла детям ледяную горку – опасную, так как санки вылетали на проезжую часть дороги.

Со временем насыпь срыли, и вдоль дороги встала ограда, за которой появились пришкольный садик с вишнями и клумбы с цветами. В ту пору я была уже во втором классе. Учителя ходили ко мне с первого по четвёртый класс на дом, и я до сих пор помню, как звали мою первую учительницу. Как и мою маму, её звали Антониной Ивановной.

Ещё дошколёнком мама приводила меня под окна нашей школы, я пряталась от ветра за высокое крыльцо. Здесь, в закуточке, кто-то придумал для ребятишек насыпать большую кучу жёлтого песка. Сюда прибегали малыши со всех домов. Здесь дети лепили «песочное пирожное» и, как всегда, рыли туннели…

Вот дом и парадная, куда меня привезли из роддома. На четвёртом этаже, возле выступающей комнаты (этот выступ называли «фонарём»), а рядом наша самая маленькая комната. Если смотреть из окна, то выступ был слева.