Басти Родригез-Иньюригарро - Пограничная зона

– Мой приятель был тем конём, которого скармливают пешке, достают из расходной коробки, наделяют полномочиями ферзя, скармливают очередной пешке – и так по кругу? – спрашивает он, не пряча до несправедливости дрянную усмешку.

Глаза гусеницы отражают, дробят и возвращают его нехорошую ухмылку в десятикратном объёме.

– Почему тебе это важно?

Хороший вопрос.

В рассказе гусеницы мало подлинных сюрпризов. Даже собственную близорукость нельзя считать поводом для изумления: его никогда не интересовало наличие или отсутствие серого кардинала на подступах к пограничью. Пребывать в шоке от особенностей болотного быта ему поздно и не к лицу: нельзя исключать, что он действительно может развлечь всеведущую гусеницу парой-тройкой занятных историй – и о себе, и о мёртвом приятеле. Почему же его рот наполняется ядом? Потому что концепция «ничем не брезгующий ходок за черту и его до слепоты обалдевшая спутница» ближе, понятней, приятней, и от того кажется правильней?

Он по-прежнему считает чужую любовь потёмками. Он слишком хорошо знает: то, что со стороны выглядит как неудобоваримая жесть, изнутри может оказаться необъяснимой благодатью. Он давно не вправе бросать первый камень и высматривать соломинки в глазах визави – даже брёвна не вправе высматривать, а нарастающий под куполом черепа вопль – «Она его схавала!» – перекрывается безумным шёпотом: – «Кто-то вынул у неё изо рта последний кусок».

Откуда же эта взбалмошная враждебность? По всему выходит, его злит спокойствие гусеницы. Отсутствующая печать потери.

Тут кроется что-то личное.

– Мой следующий ход был подсказан самой природой, – как ни в чём ни бывало вступает гусеница. – Осколками так называемого мира, которые избегают столкновений и потому существуют. Я расслоила свой теневой космос. Разделила его на уровни. Ты видел этот дом заболоченным – ты видел только первый ярус, самое дно, самый отстой. «Ярусы», «этажи» – метафора, но их больше, чем два, и, поверь мне, карнавал наверху – совсем не то же, что копошение внизу.

– В болотце водится кто попало, а на верхних ярусах декадентсвует бомонд, я правильно перевожу?

– В принципе, да, – гусеница закатывает глаза: никому не нравится видеть своё бытие выхолощенным до двух предложений. – Предупреждая вопросы – разумеется, мертвец был в курсе. Когда твоя ежедневная цель – создавать атмосферу и управлять ею, эффективный союзник – большая удача.

– Это не так называется.

Гусеница тонко улыбается, но продолжает, будто её не перебивали:

– Несмотря на свою ненадёжность, он пронизывал все слои. Потустороннее обаяние, о котором я уже говорила, делало его сильной фигурой, а восприимчивость – незаменимой.

– И огромная разница между карнавалом наверху и копошением внизу была ему очевидна?

Гусеница вновь воздевает раухтопазовые очи к потолочным балкам.

– Нет. Он, – она зачем-то произносит «он» с ударением, подчёркивает «он» многозначительной паузой, – находил все слои одинаковыми. Даже предпочитал дно. За «непредсказуемость» и «неподконтрольность». Кстати, почему он просил меня не прельщать тебя «безвоздушными замками»? Только не вздумай перенимать эту терминологию.

– Без понятия. Конкуренция?

Гусеница брезгливо морщится.

– Ещё одно предположение подобного рода, и ваше «ничего с большой буквы Н» покажется мне правдой. В болотце, конечно, только ленивый не вопит о том, что у него отбивают корм и добычу, но твой приятель не мыслил такими категориями.

– Ревность?

Гусеницу пробивает на смех.

– Так и вижу сцену ревности в его исполнении. Нет, приступам сего недуга была подвержена только я.

– Что?

– То. Не всё в его жизни исходило от меня, и не всё ко мне привязывало, – она смотрит прямо в глаза, словно хочет что-то пояснить, но передумывает и возвращается к тональности небрежной. – Не сомневаюсь, он думал, что действует в твоих интересах. С фирменной непоследовательностью. Сам привёл, сам взмолился – «Не втягивай». Но ты и без содействия втянулся, верней, нашёл, где изваляться. По слухам, чуть с головой не ушёл – раз, или два, или странно, что мы с тобой сейчас разговариваем… Да, я не высокого мнения о «болотце», и предпочла бы, чтобы мертвец пореже пользовался неподконтрольностью топи, расползшейся далеко за пределы дома, но эликсир невозможен без стадии нигредо. Вопрос в силе: с какой радости он вознамерился тебя от меня ограждать?