Марк Берколайко - Гомер, сын Мандельштама

– У меня такое впечатление, – улыбнулась Инна Сергеевна, – что о политическом значении этого строительства говорится только потому, что экономическая логика хромает на обе ноги.

– И много ли подобных впечатлений, – улыбнулся я, мысленно поздравив ее с четкостью мышления, – вы накопили за полгода работы у нас?

– Гораздо меньше, чем ожидала.

– Неужели даже меньше, чем ожидал Александр Константинович? Если не ошибаюсь, именно он вас сюда ввинтил?

– Вы имеете в виду – рекомендовал? Дело в том, что моя мать, она умерла три года назад, была кузиной жены Александра Константиновича…

– И вы, племянница первой леди, стали номером два в гареме первого лорда?

Вскочила.

– Кто вам дал право?!

– Сам взял. Равно, как и вы, в нарушение всех правил, взялись излагать не аргументы, а впечатления. Будете визировать проект договора?

– Нет.

– Тогда ступайте вон.

У дверей обернулась.

– Вам доставляет удовольствие так общаться?

– А вам доставляет удовольствие трахаться с губернатором?

– Безусловно. Он каждый вечер дает жене снотворное, и ровно в три ночи мы безумствуем на третьей слева скамейке в Бунинском сквере. «Темные аллеи» сгорают от стыда.

Вышла слишком быстро. Не успел, к сожалению, ничего сказать вслед.

Уже было собрался уходить, суббота как-никак, но тут элегантная дама, взволнованно «дыша духами и туманами», появилась опять.

…Два года я настраивал этот орган муниципального управления, так что теперь он отлично темперирован: исполнители податливы, как клавиши, документооборот стремителен и дозирован, как воздух в органных трубах, – и звучит величественная фуга всепобеждающего «Оп-па!». И только эта «клавиша» – западает.

– Что вам еще?!

– На листе согласования я записала «особое мнение».

– Какое вероломство!

– И оставила у руководителя аппарата заявление об уходе!

– А это смерти подобно! Ваш преемник не сможет «стучать» в таком же романтическом стиле.

– Что?!

– Разве не так? После объятий на третьей слева… шептать в еще пылающее страстью ухо подробности о моих коварных замыслах…

Она смотрела на меня, как Германн – на астральное тело невинно убиенной им графини. А ведь я не хотел знать три заветные карты. Я хотел сказать три заветных слова: «Вы мне нравитесь».

Почему же именно сегодня было так грустно наблюдать за Васильком, нашим мэром киношно-казацкого облика? В моем присутствии он стремится выглядеть особенно суверенным, но, как президент недавно провозглашенного островного государства, пожимая руки мировым лидерам в зале Генассамблеи ООН, заметно боится плантаторского окрика: «Опять все перепутал, болван!» – так и наш казак пыжится, но нервничает.

– Игорь Осипович, будь осторожен! Депутаты облдумы сразу после подписания документов отправят запрос в контрольно-счетную палату, а наши, городские, устроят слушания. Некоторые журналюги уже строчат статеечки, будто комплекс будет строиться на кабальных для города условиях. Смотри, как бы все не сорвалось!

Много шума, и местами грозно. Но это не война и даже не грохочущие армейские учения; скорее – полковые забавы, когда один батальон марширует на север, другой – на юг, но сойдутся они на западе и будут дружно уминать кашу у походной кухни.

А мне нужна война…

Казак недолго сидел, развалившись:

– Не нравишься ты мне сегодня, Меркушев! Чувствую, задумал меня кинуть.

Два года я его удерживал, разрешал тырить лишь иногда и помаленьку: ну дом достроить, где сейчас сидим; ну поддержать штаны на колоннообразных ногах и поджарой заднице. Убеждал, что сумеем взять один раз, но много, – вот и покатился, пока еще нехотя, тяжелый шар скандала. И сшибет он много кеглей – глядишь, и свершится некое подобие управляемой термоядерной реакции, и создам ее именно я, как предсказал когда-то наш замечательный Приам.

– Что-то ты от меня скрываешь?! Почему никто никогда не понимает твои замыслы? Ты что, реально – самый умный?

«Да улепетывай же ты поскорее на Сицилию, куда тебя дружно послали звезды, карты Таро и кофейная гуща! – подумал я. – Вернее, Вера послала – от их имени и по моему поручению».

За последние годы я создал ей репутацию не ошибающейся провидицы и цыганки-гадалки в четвертом поколении. Лет же двадцать назад она была секретарем у очень большой начальницы из областного комитета профсоюзов. Шефиня долго шпыняла ее за малейшие промахи в делопроизводстве, грозя выкинуть на улицу с «волчьим билетом», а однажды повалила на свой государственных масштабов стол, задрала юбку и приникла к промежности с жадностью изголодавшейся майской пчелы. Что ж, «в школе коммунизма» всякое случалось, но Вера была невестой Василька – и вздумала пожаловаться ему на нападение. Жених, казак, слепленный природой для геройства, не бросился утешать любимую и рубить насильницу; он лишь спросил: