Людмила Мороз - Путевка в Париж

– Вижу, что огрызок. Слава Богу, не слепая! – Рявкает классуха так, что слегка зазвенело в левом ухе. – Кто бросил?

– Это не я. – Проговорила упавшим голосом.

– Да врет все Подопригора! Это она только что швырялась огрызками! – Зашумели подружки Ленки.

– Это правда? – Вопросительно взглянула на меня классуха.

– Это ложь! – Выкрикнула, и щеки покрылись пунцовым румянцем возмущения. – Я не бросалась огрызками! И хмуро, из-под бровей, глянула на Ленку, эту наглую особу.

– Это она, она! – Зашумели девчонки.

– Да у меня нет яблок! – На глазах выступают горькие слезы. – И вы можете позвонить маме. Узнать, что у нас нет ни одного яблока в доме! Так что мне бросаться нечем! – Срываюсь на крик.

– Алена, успокойся, и не плачь! Я разберусь в этой ситуации! – С этими словами классуха подняла огрызок, и бросила в корзину для мусора. – А теперь записывайте новую тему. Учительница биологии заболела, заменили геометрией.

– Ничего, пускай только закончится урок, я тебе сделаю! – Послышался за спиной шепоток, точно змея прошипела. А урок шел своим чередом. Машинально списываю с доски какие-то формулировки, совершенно не вникая в их суть. Все равно не собиралась стать великим геометром. И мне было совсем непонятно, зачем нас заставляют заучивать кучу совершенно ненужного материала, который никогда не пригодится в жизни. Когда записала все с доски, посмотрела в окно. «Ну почему такая жизнь несправедливая? Одни могут все, живут в свое удовольствие. А тут». – Тяжело вздыхаю. И мысленно пожалела, что не террорист. Была бы в отряде Бен Ладана, давно бы соорудила термозаряд покруче, и подорвала бы этот чертов Альма Матер. Наконец-то прозвенел спасительный звонок с урока, который прервал грустные раздумья несостоявшегося террориста. Это был последний урок. Шесть уроков прошли, точно тяжелый, дурной сон. И я постарела на целых шесть часов. Началось? А, будь что будет, но буду защищать честь и достоинство, а если понадобится, то и жизнь. Убираю в портфель учебник алгебры, тетрадь, и пенал. В глубине души проснулось нехорошее предчувствие. «Милая, нужно быть осторожнее! Внимательно смотри под ноги, жива останешься!». – Предусмотрительно прошептал на ушко Ангел-Хранитель. «Не щёлкай еблом!» – Коротко бросает бес искуситель. Так и сделала. Увы, не зря. Когда выходила из кабинета, заметила на своем пути чью-то ногу, обутую в модный босоножек. А, была, не была! – И, улыбнувшись улыбкой, не хуже, чем сам Мефистофель, наступила на эту ногу.

– Ты что, слепая? Не видишь, куда прешь? – Завизжала, как ушибленный поросенок, Ленка, брызгая слюной. И что силы ударила меня в плечо. Покачнулась, и слегка поморщилась.

– А ты чего свои грабли на дороге разбрасываешь? Нечего подножки ставить! Еще раз так сделаешь, без ноги останешься! – Говорила с виду спокойно, изо всех сил стараясь не подпустить в голос предательскую дрожь волнения. А затем двумя руками оттолкнула в сторону.

– Я тебя сейчас урою! – Закричала, переходя на визг, пытаясь ударить. Но я легко увернулась, и отбежала в сторону, подальше от разъяренной одноклассницы. Только потом ехидно прошипела:

– А ты догони, если здоровья у тебя хватит!

– Я тебе устрою! – Крикнула мне Ленка в спину. Но иду, не оглядываясь. Но на душе было неспокойно. Эх, Париж, Париж! Как ты далек от меня! Иду по школьному коридору. Остановившись у школьного расписания, списываю уроки на следующий день. Натянув куртку, понуро бреду в сторону дома. Обратно буду одна. Мама всё еще на работе. И обратно задержится, вернется с вызовов поздно. Эпидемия гриппа набирает обороты, и у нее, как у терапевта, на участке очень много работы.

Баба Клава на сегодняшний ужин решила разнообразить наше меню, и вместо борща сварила домашней лапши с жирной курицей. Бросаю портфель в угол комнаты. Вымыв руки, усаживаюсь за стол. Тем временем баба Клава наливает полную миску горячей лапши. В середине торчит куриная ножка. Чтобы наша семья насытилась, на одну куриную душу стало меньше. Но меня это абсолютно не трогает, поскольку не была поклонником вегетарианцев. А самих вегетарианцев считала слегка повернутыми на пару винтиков в голове. Зачем говорить о любви ко всему живому, если только при дыхании убивают пару-тройку миллионов микробов? Поэтому спокойно съела и куриную ножку, оставив только косточку. И саму вкусную лапшу. Хотя аппетита не было, съела все, что было в тарелке, исключительно из уважения к старушке, и ее труду.

– Спасибо! – Проговорила, выходя из-за стола.