Марина Бойкова-Гальяни - Осенняя жатва. Рассказы

– А слыхал, ночную продажу скоро прикроют?

– Слышал. Мне-то что? Да и кого в деревне остановит закон? В посёлке даже милиции нету. Напиться вусмерть!

– Брось! С кем не бывает, зачем казнишься?

– А-а! Собачья жизнь!

– Пройдет. Несчастный случай подкосит, икнуть не успеешь. А водка, что брусок для заточки. Вон летом парни на Волхове пьяные купались, двое утонули, совсем молоденькие. Опять же, Юрке кисти рук отняли почему? Прошлой зимой отрубился в собственных сенях, очнулся и лап не ощущает. Избы каждый год полыхают. И всё несчастные случаи. – Тормознул. – Иди в свой ночной. Подождать?

– Не надо, мимо дома не пройду.

– Бывай!

Как водится, на живца всякая рыба клюёт, так и на халяву любители чужого слетаются. Правда, ближе к ночи уже подползают, кашляя перегаром. У Лешки ни сил, ни желания отбиваться: с одним выпил, с другим. Не помнит, кто домой привёл.

Проснулся, Маринка на кухне злобно стучит кастрюлями. Оно понятно, муж загулял. Баба и есть баба, ей что? Небось, и рада, что кореш-собутыльник копыта бросил. Точно! Мерзавка, думала, муж хвост подожмёт – тюрьмы избежать помогла, деловая. Раз в жизни стукнуть, дабы не задирала нос. Важная такая ходит! Тьфу!

Дёрнул головой: ну и боль! Застонал.

– Тяжко, алкоголик? – подскочила, ухмыляется.

– Не кричи! И так голова раскалывается! На кладбище у Вовки был.

– Да? А привел домой Кирюха. Сам на рогах.

– У-у. Молчи или убей!

– Может, выпить хочешь? Или поесть?

– Грешно смеяться.

– Ладно, думаешь, я не человек?

«Странно, – подумал про себя Лёха, – о чем баба грохочет?»

Маринка стопаря несет:

– Лечись, несчастный!

Рука ходит, но умудрился до капли влить в дрожащий рот. Лёг на спину, прислушался к организму. Полегчало.

– Ну, как?

Шевельнул плечами: добавить бы.

– Вставай, мужик! Яйцо съешь хотя бы.

Поднялся, семейники дёргая, босым к столу: чудеса! Глазунья, а рядом ещё стопарик. Все-таки Маринка жена с понятием!

– От, молодца!

Уселся за стол, а жена с угла примостилась, глядит, как Лёха уписывает завтрак под водочку, не налюбуется.

– Валя сказала вчера про вашу поездку. Леша, как же так?

– Маринка, самое гиблое место безродным выделили. Не представляешь: кресты вкривь-вкось старые, новые, а какие и вовсе сгнили, что номеров не видать, ломаные крестики валяются повсюду. Идёшь мимо, они шагают следом, – он испуганно посмотрел на окно, перекрестился, заплакал.

Заплакала и Маринка, по-женски всхлипывая, утирая слезы мужским носовым платком. Достала второй стопарь, налила себе и мужу:

– Помянем, Лёша, дружка твоего. Неплохой был мужик, добрый, совестливый.

Алексей придвинул жене свою тарелку:

– Закусывай. А я сейчас колбаски порубаю. Надо, милая, Вовку как следует помянуть. Виноваты все мы перед ним. Не отстояли у бюрократов!

Хлопнула калитка.

– Не иначе, дед Гриша! Вот у кого нюх.

– Маленькие выпить надо за Вованю.

Все-таки получились поминки. Пришёл Звонарь с Эммой, трезвый, чисто выбритый, Кирюха полупьяный, Валентина принесла кутью и выпивку. Далеко за полдень появился Режиссёр, который принёс холодец и целый литр горькой.

Но Режиссёра Алексей уже не помнил: Димон с Маринкой уложили его, пьяного и несчастного, спать. Сам он не знал, что спит, его бой с бюрократами продолжался. Маринка пила мало, то и дело ходила смотреть на мужа, трогала его волосы, качала головой, словно не веря, что муж рядом, что спит пьяный. Теперь она узнала настоящую любовь и жалость. И ещё она поняла, что Лёха будет пить долго, а она утром всегда поднесёт стопку. А когда муж перестанет пить, начнется новая жизнь, потому что сегодня вдруг всё изменилось. Она поправила белую прядь на лбу мужа: какие же мы стали старые!

– Хозяйка! Да куда ты запропала?

– Иду, иду!

Притопывая валенками на морозе, Махай досадливо шмыгал носом: «Ох, уж эти „новые“, когда приедут неизвестно, а дежурь через сутки. Ведь вот какая незадача, да и выпить хочется. Маленькая неделю снится. А что там выходные: всего день, шибко не разгуляешься!»

Тяжкий вздох вырвался из его груди. Ровно месяц назад стукнуло 68, только возраста не ощущалось. Был он высокий, сухой и кряжистый, белый, как лунь. Махай напряг мышцы рук – вот она, силушка, под тулупом играет!

Зимы в деревне были скучными, холодными; сельчане больше по хатам сидели. То ли дело весной: солнышко пригреет, скворушки станут пары искать, и скворечники обустраивать. А деревенские из домов на улицу повалят: кумушки по две, да по три кучками собьются, ну языками чесать про хвори, огороды, и невесткам косточки мыть. Хозяева из «новых» станут наведываться на выходные компаниями – им тут и шашлыки, и банька с веничком.