Виктор Улин: Место для года

«Всему и всем – одно:

одна участь праведнику и нечестивому,

доброму и [злому],

чистому и нечистому,

приносящему жертву и не приносящему жертвы;

как добродетельному, так и грешнику;

как клянущемуся, так и боящемуся клятвы.»

(Еккл. 9:2)

Памяти Эриха Марии Ремарка

– человека, ненавидевшего войны

Как поют соловьи…

Сидят, серенькие и невидимые, на веточках орешника и заливаются. Каждый о своем, но все об одном и том же. Свистят и щелкают, щелкают и свистят – то хором, то попеременно.

За ореховыми кустами, обступившими лощину – болото. Точнее, заболоченное озеро.

На мелководье булькают голубые от чувств лягушки. Квакают, пытаясь перекричать соловьев. Как квакали за миллион лет до нашей эры, за сто веков до появления человечества… И как будут квакать еще миллион после его исчезновения – если, конечно, человек после себя оставит на Земле хоть что-то.

А откуда-то издали, с чистой воды, долетает короткий кряк проснувшегося селезня. Он зовет утку, готовую заняться с ним природным делом. Чтобы спустя месяц или бог знает сколько у них там все… Чтобы через некоторое время эта утка плыла по озеру, а за ней, словно катера за линкором, шли бы серенькие утята с круглыми пушистыми головками. Плыли врассыпную, глядя по сторонам и пытаясь за чем-то нырнуть. Но при тихом кряке своей пестрой мамы замирали бы все сразу, становясь невидимыми на рябящейся воде среди стеблей тростника, листьев кувшинок и остатков рассыпавшейся сплавины.

Но сейчас все это еще впереди.

На весь мир заливаются соловьи в предрассветно сером орешнике.

И напоминают о том, что жизнь прекрасна и удивительна.

* * *

Черт бы побрал этих соловьев!

Старший лейтенант со скрещенными пушками на зеленых полевых петлицах поежился от озерной сырости.

Причем тут соловьи… У соловьев жизнь действительно прекрасна; это у людей она удивительна.

Черт бы побрал эти новые сапоги! Вот их-то действительно стоило предложить самому черту; старые, удобные и мягкие развалились после того, как он облил их окислителем, а новые, выданные старшиной накануне… Эти оказались твердыми, как колодки для испанских пыток, в них было больно не только ходить, но даже стоять. Старший лейтенант, конечно, знал, как с ними бороться. Еще в начале пути старослужащие заявили, что бесполезно разбивать задники молотком: новые сапоги надо бросить под танк, чтобы тот размозжил дубовую кирзу. Тогда он принял слова за глупую шутку над офицером с еще не облупившимися звездочками на погонах. Но ротный старшина – не нынешний равнодушный, а прежний, пропитый и мудрый – сказал, что в самом деле нет лучшего способа очеловечивания новых сапог. Танков в их дивизии не водилось, но имелось несколько гусеничных вездеходов. Однако вчера началась такая кутерьма, что было не до того. И теперь приходилось терпеть до возвращения в расположение части – или… или терпеть осталось уже совсем недолго.

Старший лейтенант обернулся.

Пусковая установка оперативно-тактической ракеты с дальностью удара 300 километров и радиусом поражения, зависящим от боевой части, темнела на краю лощины.

Тягач « Ураган » – стальное чудовище с восемью колесами в человеческий рост и двумя разнесенными водительскими кабинами – стоял почти мирно и что-то влажно серебрилось на его слоисто раскрашенном корпусе.

Сама же ракета смотрела в зенит, выпрямившись на пусковом столе и прячась под оливковым брезентом. Сверкающие от росы растяжки говорили о том, что в нужный момент будет достаточно дернуть шнур – чехол распадется и половинки сами собой съедут на стороны, обнажая ее жадное тело.

Он невольно улыбнулся – вспомнил, как укрепили эту конструкцию механики-водители, синхронно выскочив из своих кабин. Воткнули колышки, натянули тросы и не преминули отпустить заезженную шутку относительно того, какую природную сущность напоминает эта ракета, поднимающаяся из лежачего транспортного положения в стоячее пусковое.

Эти два механика-водителя, два вчерашних первогодка из средней России, два школьных друга, давали пример кровным братьям. Были близки настолько, что на двухэтажной казарменной койке висело расписание, по которому они поочередно принимали услуги немолодой любвеобильной недевушки из военторговского « чипка ».