Борис Алексеев - Кожаные ризы

Да нет, что я говорю! Не свойственна славянину подлая житейская меркантильность. Родовой код? Волк никогда, даже под страхом смерти, не выйдет за красные флажки. Так и сын никогда не поднимет руку на отца. А как же Гражданская война, Павлик Морозов?.. И хотя отец Павлика не очень, говорят, походил на ангела, но ведь дядя Коля Шилов тоже не по-райски поступил с сыном.

До самой ночи, вооружившись диалектикой Сократа, я искал объяснение этой странной иррациональной особенности русского человека.

Но вот ходики на стене пробили полночь. Моё застолье припорошила серебристо-зеленоватая патина лунного света. Я припомнил поговорку «Утро вечера мудренее», выпил на посошок последнюю порцию «мещерского чая» и не раздеваясь повалился на кровать.

На рассвете мне привиделся сон.

Стоит на крылечке дядя Коля не с четырьмя подвыпившими сыновьями, а с величайшими мудрецами древности. Стоят они в кружок, разговаривают. Толкуют по-гречески, о чём – не разобрать. Вдруг Николай Степанович делает взмах рукой. Его кулачок неторопливо, словно в замедленной съёмке, начинает движение по свободной гиперболической траектории.

Я экстраполирую её точечные значения и пытаюсь вычислить адресата. Наконец – о ужас! – ко мне приходит понимание: кулак дяди Коли направляется к лицу… Сократа!

По мере приближения старческого кулачка к финальной точке траектории приплюснутый нос мудреца становится ещё более приплюснутым. Сохраняя выражение высокой задумчивости, Сократ едва заметно губами повторяет: «Может, знаю, а может, и не знаю…»

Вот «карающая десница» дяди Коли настигает великого мудреца. Сократ падает на ступени и выплёвывает, как выбитый зуб, вредоносную частицу «не».

Дальше происходит что-то невероятное! Литеры, лишившиеся отрицания, начинают обнимать друг друга. Они смеются, пританцовывают на старческих ланитах, как на разрушенной деревянной танцплощадке, и в один голос повторяют: «Знаю, знаю всё про всё!»

Сократ поднимается, соскребает с лица развеселившиеся литеры, хмурит брови и задаётся вопросом: «Количество знания расширяет кругозор проблемы и, значит, увеличивает границу с незнанием. В соревновании двух бесконечностей истина неопределима. Диалектика, которая в развитии своём не заканчивается истиной, для мудреца не имеет смысла…» За спиной Сократа стоит Платон и старательно стенографирует каждое слово Учителя.

Платон собирается поставить знак «омега» под последней мыслью Сократа, но неугомонный кулачок дяди Коли вновь маячит в опасной близости. На этот раз его гиперболическая траектория упирается в чело великого идеалиста. К чести Платона следует сказать – в минуту опасности он не счёл нужным прервать запись.

Через несколько секунд шиловский кулак настигает иррациональный образ мыслей мудрейшего из последователей Сократа. Я замечаю слёзы, брызнувшие из глаз Платона, потрясённого ударом. Овальные глазницы, привыкшие к влаге в минуты восторженных откровений, на этот раз до краёв наполнились слезами растревоженного болью человека.

Однако странный сон всё яснее раскрывает свои тайные замыслы. Как в русской былине, дядя Коля замахивается в третий и, видимо, решающий раз. Я беспечно гадаю: кто следующий? И вскоре понимаю, что на этот раз мерзкий кулачок гиперболизируется… на моей физиономии.

– Не может быть! – восклицаю я.

– Отчего же, Луцилий? – улыбается Сенека. – У господина Шилова, нашего славного Кесаря, имеется одна дурная привычка – лишать жизни верных и любящих подданных, пока они не запятнали свою честь изменой. Вам, русским, это должно быть понятно. Ваша история из столетия в столетие напоминает горящий Рим. Может, поэтому, – Сенека хитро прищуривается, – вы именуете свою столицу Третьим по счёту Римом?

Последние слова Луция Аннея Сенеки вызывают у мудрецов дружные улыбки, а Платон, прикрыв окровавленную челюсть складками шёлковой туники, сплёвывает выбитый зуб.

Апрель в этом году выдался слякотный и холодный. Весна кутала солнце в плотную «силиконовую» обёртку кучевых облаков и словно издевалась над осиротевшими за зиму городскими (не-у)дачниками.

Только в начале мая весенняя чаровница подобрела, сменила угрюмый северный хрипоток на говор весёлой южанки и напутствовала в дорогу нетерпеливых дачников, засидевшихся в квартирах: «Езжайте! Ветер вам в спину!»

Памятуя о весенней дорожной распутице, я опечатал гараж, набил продуктами рюкзак и прыгнул поутру в переполненный автобус «Москва – Касимов» с единственным желанием отдышаться от городской зимы и побродить с авторучкой по живописным Мещерским перелескам. Да и хозяйство проверить – дело не лишнее. Мало ли что.