Виктор Улин - А что потом?

Елене Стриж –

коллеге по перу,

натолкнувшей меня на мысль

о названии этого сборника

«И яснее полдня пойдет жизнь твоя;

просветлеешь, как утро.»

(Иов. 11:17)

1

– Подожди ты, Юра, – сказала бывшая одноклассница, отводя мою руку от своей груди. – Надо поговорить.

– Сначала дело, потом разговор.

– У тебя одно на уме. А у меня важная проблема.

В ее голосе слышались одновременно и упрек и насмешка.

– Мужику под пятьдесят, а он как мальчишка, истинный бог!

– А что ты хочешь, Ленка? – возразил я. – Мы с тобой – это мы с тобой и больше никто.

Она промолчала, поскольку я сказал истину.

Между нами все началось в седьмом классе, когда я был мальчишкой. А она – девчонкой.

Стоял неестественно жаркий май, мы возвращались из школы, подружка жила ближе и предложила подняться к ней, выпить лимонада.

Родителей не было дома; произошло все, что не могло не произойти.

Мы оказались друг у друга первыми, и это определило все дальнейшее.

Тридцать шесть последующих лет мы провели в адюльтере.

Этому не мешали ни моя относительно удачная женитьба, ни ее абсолютно неудачные замужества. Личные жизни струились по разным плоскостям, тайная не имела к ним отношения.

За границей секса мы остались посторонними людьми; я даже не знал, где работает бывшая одноклассница и чем живет. Она могла оказаться дома в любой момент, я не уточнял причин. Каждый имел право на ту жизнь, которую себе обустроил.

Елена была грубоватой и недостаточно образованной, но это казалось неважным.

Ничто постороннее не казалось важным.

В постели с ней мне было лучше, чем с любой другой женщиной – включая жену во времена, когда у нас еще не возникло детей и жизнь оставалась прекрасной.

В последние годы одноклассница сильно располнела.

Но и это ничего не значило.

Мы были созданы друг для друга.

– Так вот. Что я хочу сказать, Юрка…

– Нет, Ленка, так дело не пойдет, – я притянул ее к себе. – Давай, пойдем в спальню. Зачем я приехал, вообще?

– Я серьезно, – подруга отстранилась. – У меня есть предложение, после которого ты станешь равнодушен к моему старому обвислому телу…

– Не болтай ерунды, Ленка, – перебил я. – Твое тело не старое и не обвислое. Или ты не видишь, как я тебя хочу?

Она не ответила, только покривилась.

Квартира одноклассницы была однокомнатной, она осталась после разводов и разделов с детьми, которых дистанцировала.

Единственную комнату Елена называла спальней, поскольку дома книжек не читала, на компьютере не работала, а только спала или лежа смотрела телевизор.

Обычно я сразу шел туда, по дороге раздеваясь, а уже после секса мы пили чай.

Сегодня она провела меня на кухню, а дверь комнаты была закрытой.

Сообразив это, я взял одноклассницу за пухлое колено, потом скользнул под домашнее платье.

Мягкие бедра были, как всегда, влажными, но мои пальцы натолкнулись на трусы. Это выходило из ряда вон: подруга встречала меня без белья, а иногда и без платья.

– Ленка, что-то не так, – сказал я. – У тебя завелся новый мужчина?

– Никто у меня не завелся. Даже мышей нет. И речь вообще не обо мне.

– А о ком?

– У меня есть племянница Нюта. Ну то есть Анюта. Не родная, жена племянника, невестка. Но мы с ней как дочь с матерью.

– Анюта прыгает с парашюта?

– Нет, – одноклассница не приняла шутки. – Она беременна.

– Не от меня, – перебил я с усмешкой. – У меня никогда в жизни не было ни одной Анюты.

–…Беременна, – продолжала она. – У нее проблемы.

– А у кого их нет?

Я слушал и не слушал; мне хотелось скорее оказаться в постели со старой любовницей.

– Ей двадцать один год. Племяннику двадцать три.

– А я-то причем?

Вместо того, чтобы заняться делом, подруга тратила время на рассказы о какой-то родне.

– При том. Нютка объявила Виталию – ну, моему племяннику – что доктор запретил ей секс.

– И что?

– То, что ей хочется потрахаться. Так, что ночью судороги сводят.

– А почему она не дает своему Виталию?

Я невольно ввязался в разговор о людях и проблемах, которые меня не волновали.

– Ты не знаешь моего племянника, – терпеливо пояснила одноклассница. – Ясное дело, пидарастет – поумнеет. Но сейчас его любимое выражение – « порвать, как тузик грелку ». Разъелдошит до выкидыша. Полный придурок, не может себя контролировать.