Кямран Салаев - Илиш и плетеные истории

– Должно быть, важные вести ты мне привез, если поставил долг службы выше сыновнего, – предположил хан.

– Отец всегда учил меня ставить на одну чашу весов долг сыновний, а на другую – долг служебный и взвешивать их. Затем следовать тому, который оказался тяжелей.

Хан всегда мечтал о таком сыне (но не о наследнике!). Однако бог дал ему лишь дочерей.

– Хан, я принес тревожные вести. Северяне подчинились Черному Колдуну. Говорят, что он отравил их царя и теперь правит так, как пожелает его черное сердце. Многие северяне присягнули ему на верность. Некоторые отказались и были сосланы. А остальные живут в страхе. Хан, север сильно изменился. Законы Черного Колдуна суровы, наказания жестоки, а его помыслы скрыты.

– Тем хуже для северных земель. Пахарь должен выходить в поле потому, что он любит землю, а не из страха перед государем. От страха урожая больше не станет, – рассуждал хан. – Но что-то более серьезное терзает твое сердце, раз ты назвал вести тревожными.

– Северные города покрылись копотью и сажей, в кузницах меха работают днем и ночью. Над городами собираются черные тучи, и скоро они разразятся молниями.

– По-твоему, с севера грядет война? – хан пристально посмотрел в глаза Вашагу.

– Я не могу сказать точно. Я пробыл в северных землях совсем недолго. Да и во дворец северного царя так просто не попасть.

– Отдохни три дня, потом собери дюжину воинов и отправляйся на север как мой посол. Нам война не нужна, но и меча мы не боимся. И если войне суждено быть, надо знать об этом заранее.

Хан вышел из прохладной тени шатра и задумчиво произнес:

– Жаркое лето к суровой зиме.

Сын визиря позвал с собой в поход одиннадцать своих товарищей – все проверенные в боях воины. Отряд собрался ранним утром во внутреннем дворике шахского дворца. Воины верхом на боевых конях выстроились у стены, напротив ворот, открывающихся на базарную площадь. Справа от них была каменная лестница, поднимавшаяся к тяжелой дубовой двери. Дверь покрывала тонкая резьба с гербом хана в центре двери. Над дверью высеченная в сером камне каллиграфия гласила:

Вашаг стоял у лестницы. Его лицо было спокойным и сосредоточенным. В который раз сын визиря рассматривал надпись над дверью. Но только теперь ему казалось, что он понимает истинный смысл слов, спрятавшихся в вязи причудливых узоров.

Дверь отворилась, и в дворик вышел хан, а за ним визирь и два ханских советника.

– Хан саг олсун! – Вашаг произнес традиционное приветствие, и ему вторили одиннадцать воинов.

Хан спустился несколько ступенек и остановился:

– Вам предстоит опасный путь. Северяне гостеприимством никогда не отличались, но и зазря путников не обижали. Так ли это сейчас я не знаю. Однако, опасности, которые ждут впереди, уравновешивает мудрость вашего предводителя.

«Если пожертвовав свою жизнь, спасешь дюжину – ты герой!» – первая часть каллиграфии всегда была Вашагу близка по духу.

Хан по-отцовски положил правую руку Вашагу на плечо. Вашаг взглянул в глаза хану. Говорить что-либо было излишне, они понимали друг друга без слов.

«Если дюжина, пожертвовав собой, спасет тысячи – они покроют себя великой славой!» – Вашаг про себя повторил вторую часть каллиграфии.

Советник достал из кожаной сумки широкую ленту и передал ее Вашагу. Лента была зеленого цвета (зеленый цвет ленты означал предложение мира), с золотым ханским гербом на конце. Красивой каллиграфией на ней был начертан договор о мире. Согласно традиции Эля, все клятвы записывались на ленте, которую завязывали на священном Клятвенном дереве.

– Доставь Черному Колдуну наше предложение о мире и подкрепи его щедрыми дарами, – произнес хан, передавая ленту Вашагу.

Уложив ленту в седельную сумку, Вашаг еще раз проверил сбрую на вороном коне (в особенности плетеную уздечку!). Хан, как опытный наездник, сразу заметил необычную уздечку. В другое время он непременно расспросил бы Вашага о ней, но в тот момент хан счел это неуместным.

Вашаг вскочил в седло и, пришпорив коня, рысцой выехал за ворота. Одиннадцать воинов умчались за своим предводителем. Хан в глубокой задумчивости поднялся по лестнице и вернулся во дворец. Советники последовали за ним. Визирь же долго не отрывал глаз от дороги, по которой все дальше и дальше удалялся отряд во главе с его сыном.