Алекс Монт - Из хроники времен 1812 года. Любовь и тайны ротмистра Овчарова. Авантюрно-исторический роман

– Стой! – крикнул ему вслед Овчаров. – Вот, возьми бусы и отдай их Баське. Скажешь, от барина подарок. Коли приведёшь, на водку получишь, да и на корчму тебе останется довольно!

– Слушаюсь, ваш высокоблагородь, барин! – засовывая бусы за пазуху, отвечал верный слуга.

Тихон выполнил приказ хозяина и привёл смущённую, мучавшуюся сомнениями и тревожными предчувствиями Басю.

Отпустив старого слугу, Павел подошёл к молодой женщине.

– Бася, я тебе хоть капельку нравлюсь? – стараясь преодолеть её робость, вкрадчиво спросил он.

Бася молчала, не смея поднять глаз. Потом с видимым усилием проронила:

– Я мужняя жена, барин. Что люди скажут? Позор, позор ведь какой! – жалостливо всхлипнула она.

Овчарову причитания девушки показались наигранными, он обнял её за плечи и привлёк к себе. Подаренные бусы гроздьями спелого граната горели на её вздымавшейся груди…

«Подарок-то мой нашёл себе место! Да и неспроста она их нацепила!» – воодушевился Павел, покрывая поцелуями шею и грудь Баси. Та не отстранялась; казалось, она смирилась со своей участью и теперь желала лишь одного – чтоб всё свершилось как можно скорее. Её покорность разжигала страсть Павла. Дрожавшая в нетерпении рука нащупала шнуровку на полотняной рубашке девушки.

– Не надо, барин, я сама, тока унесите свечи! – с придыханием прошептала Бася, принимаясь раздеваться. Рубашка, лиф и юбки, одна за другой, бесшумно устлали пол кабинета.

Он подошёл к камину и, сняв с полки тяжёлый бронзовый канделябр со снопом горевших свечей, разом задул их. В отсвете жарко полыхавшего в камине огня скульптурное великолепие Басиного тела стало ещё желанней. Просторные балахоны селянки, дотоле скрадывавшие её красоту, исчезли, и его взору предстала обнажённая нимфа, настоящая наяда. Он отказывался понимать, что перед ним его крепостная девка Бася, а не богиня, сошедшая с небес. Не мраморная в своей холодной, недосягаемой недоступности, а живая, дышащая, скроенная из плоти и крови, жаждущая раз познанной любви женщина.

– Бог мой, как ты прекрасна! – восклицал он, вновь и вновь целуя её шею.

Убранная на затылке тяжёлая коса, подчиняясь ласкам Павла, рассыпалась по плечам Баси, укрыв его горевшее лицо золотым покровом. Напитанные ароматом цветов волосы и молочный запах кожи, упругой и бархатистой, кружили ему голову, он становился рабом её капля за каплей…

Пока Павел развлекался с оказавшейся на удивление горячей и отзывчивой в телесной любви Басей, Кшиштофский получал нагоняй от полковника Тышкевича, человека с бледным лицом и колючим взглядом, случайно попавшегося им на пути в кабинет пана Хенрика.

– Вы допустили грубую, непростительную ошибку, когда показали, что знакомы со мной, тому русскому вояке ротмистру, – нервно теребя рукава безукоризненного, приталенного по моде фрака, гневался Тышкевич.

– Изволю вам за-за-заметить, ро-ро-ротмистру в отставке, па-па-пан полковник, – униженно оправдывался, дрожа губами и сильно заикаясь, Кшиштофский.

– Сегодня в отставке, а завтра – в действующей армии царя-батюшки, – презрительно хмыкнув, энергично махнул рукой Тышкевич. – И какого дьявола вы снова всучили ему ваши деньги?! – всё более и более распалялся он. – Полагаете, ваш обнищавший офицерик не догадался, что они фальшивые?!

– Наши деньги! – напомнил красный, как рак, Кшиштофский.

– Вот именно, что наши! Коль он догадался, что деньги фальшивые – а он догадался, я в том уверен, – тогда отчего попросил у вас опять взаймы? Что на это скажете, пан хороший?!

– М-м-м, – невнятно мычал, затрудняясь с ответом, пан Хенрик.

– А-а… Ясновельможный пан не знает, что и придумать! – беспощадно дырявил его взглядом Тышкевич.

– Но банкир Френкель, да и вы, пан полковник, дали мне карт-бланш касаемо реализации ассигнаций, – кое-как овладел собою Кшиштофский.

– Да, верно, дали на свою голову! Но надо же понимать, чёрт вас возьми: когда просят взаймы заведомо фальшивые деньги, это не шутка! Здесь сокрыт тайный умысел, инако и быть не может!

Кшиштофский уже не краснел, а лиловел и последними словами ругал себя, зачем сболтнул Тышкевичу о давеча слаженном деле. Видать, известие, что Овчаров благополучно расплатился его деньгами в казённом месте, настолько вскружило голову, что отказать в повторном займе, не говоря уже о трезвом осмыслении подобной просьбы, попросту не входило в комплекс сознания несказанно обрадованного пана Хенрика.

– Добже 4 4 «Хорошо» (польск.). , – неожиданно смягчился Тышкевич, глядя на несчастного, переминавшегося с ноги на ногу Кшиштофского. Он вспомнил, что молодой шляхтич – креатура живущего в Париже и пользующегося доверием самого Наполеона генерала Сокольницкого, а потому сбавил обороты.