Сергей Монастырский - Сборник рассказов. Жил-был я

С одной стороны, евреи в Советском Союзе были люди второго сорта, с другой – где ж их взять – талантливых, сильных руководителей?!

Римма обросла знакомствами, но они ей были, ни к чему. Знакомства нужны были Семе – или он не еврей?! Некоторые нужные знакомства превращались в дружбу, и не успела Римма оглянуться – в их жизни образовалась своя компания. Номенклатурного еврейства.

Римма в этой компании все больше молчала – стеснялась, да и разговоры были ей не очень понятны, зато Сема сидел за столом орлом!

Сыпал шутками, анекдотами, иногда вставлял еврейские словечки.

Вообщем, жизнь началась интересная, веселая. Римма была счастлива. Не сама по себе, а за Сему.

Всех иногда вспоминала Римма – и Залисов, и Шендеровичей, и Шнайдеров, где они сейчас?

Те, кто остался все-таки в стране, умерли. У каждого из них Римма была на похоронах.

Те, кто уехал со второй волной эмиграции тоже, наверное, уже умерли – ведь все были почти ровесники.

А когда умер Сема, из компании уже никого и не осталось. Или когда он умер, жизнь тоже умерла вместе с ним.

Здесь не то, что любовь, может, любви особой то и не было никогда, но вот жить без него она никогда не могла. Как он жил, так и она.

Если бы он был трактористом, то и она бы жила в деревне и спокойно чувствовала себя женой тракториста.

А впрочем, и этот период жизни Римма вспомнила как–то смутно. Может очень старая стала, может, слишком давно это было. А самое счастье, и это Римма, ярко, как будто это было вчера, вспоминала, когда родилась внучка.

Вот если оторвать этот листок из общей книги жизни, то это и есть та самая книга. Остальные листки, конечно, читать можно, но как–то уже и не обязательно.

Когда родилась внучка, к Римме пришла любовь. Ослепительная, неистовая. Отойдите все, никого больше не надо!

Первая любовь была в сорок пятом, вторая – внучка! И последняя. Теперь уже точно -последняя .

Да, конечно, когда–то был маленький сын. Но как-то это прошло почти незамеченным. В хлопотах, тягостях военных городков, нет, слабо это помнила. А внучка – это как будто к концу жизни – а тогда это было далеко не конец, родился вдруг ее собственный ребенок.

Сын с невесткой жили первое время в их квартире и потому внучка – маленький ангелочек – была действительно ей ребенком.

Ну, где- то после года, когда не надо было кормить ребенка грудью, невестка стала ходить по подругам, по знакомым, по своим делам, и слава богу! Семен и сын были на работе. И Вика целиком принадлежала ей. И это было счастьем! Она, конечно, ушла с работы – когда ребенок родился. Семен сам сказал:

– Римма, с работой заканчивай!

Разве узнать в нем теперь было когда-то вечно хмурого, сурового подполковника, когда сидя у него на коленях и поедая блины, внучка вытирала масляные ладошки о его волосы, приговаривая:

– У, волосики- хоросики!

Бабка и дед, сидя рядом, умиленно улыбались, и Римма подставляла к радости девочки и свою голову.

Счастье длилось лет пятнадцать. Последнее счастье их жизни, а Семиной последнее. Он, слава богу, так и умер счастливым дедом.

Сразу, после его смерти внучку у Риммы как-то незаметно отобрали. Девочка становилась уже взрослой, и ей нужно было не бабкино сю–сю, а современное воспитание.

Да и Римма после смерти Семена как-то сразу подряхлела, год не могла привыкнуть к его уходу. Вообщем, молодые родители внучку забрали. Нет, конечно, и они с ней и она сама приходила к Римме в выходные, всегда были в праздники, но внучка постепенно отделялась от нее, от ее жизни, да и занимала девочку ее собственная жизнь.

Потом она уехала в Москву в институт, потом вышла, замуж и из Москвы теперь приезжала редко. Да и не посадишь теперь сорокалетнюю женщину на коленях и не посюсюкаешь. Все, что было главным и важным в жизни Риммы – закончилось…

Потом привыкла она и к этой жизни. Но была эта жизнь какой–то пустой и тянучей.

Сидела в уже давно просиженном кресле, смотрела телевизор, часами теперь готовила себе немудреный обед, долго спала …

Как–то странно жизнь прошла, впереди уже ничего не было, но нужно было прожить очередной день, конечно еще очередной …

Самым большим счастьем, думалось ей, было бы умереть.

Ей все чаще стал сниться сон, будто бы она уже освободилась от этой жизни, встретилась там, на том свете с Семой, и во сне она счастливо понимала, что жизнь их теперь будет вечной, навсегда. И во сне они шли с Семой, по какой–то голубой дороге, шли и разговаривали. Она не знала, о чем, но они шли и разговаривали. Шли и разговаривали…