Любовь Пименова - Вы не знаете, где ночуют чайки

– Ну вот, видите, не ест. Да, температура немного спала. Кашляет чуть меньше. У вас есть десять дней. Только.

Протянутая к ней рука была мягкой и теплой. Норма приподняла голову, услышала голос, он что-то ей напомнил, но что? Взглянула с надеждой – ее Девочка стояла перед клеткой, рядом еще кто-то незнакомый. Тоже слегка потрепал по шее. Эти двое переглянулись.

– Собаченька, тебе нужно немножко потерпеть, мы должны все подготовить, мы вернемся, обязательно. Поправляйся, хорошо? – сказала Девочка.

И они ушли. Что это было?

И снова кашель, сны – или забытье? Не было никакой девочки, есть эта клетка, желтоватый свет и ожидание. Она попила воды, есть еще не могла. И потянулись опять минуты, часы, еще одна ночь, тот же озноб, те же попытки согреться, свернув все тело тугим клубком.

Когда ее Девочка появилась снова, и опять не одна, Норма не знала, рада она или испугана. Куда они ее ведут? Там опять боль и голод, или что-то еще, неведомое, но пугающее. Ее маленькая жизнь научила ее ждать, но каждый поворот в ее судьбе приносил новые испытания и оставлял все меньше места надежде.

Но это она, ее Девочка, с этими мягкими руками, этим уже знакомым нежным голосом. Она не может, не должна обмануть и предать.

Но куда, куда же они ее ведут?

Им стоило большого труда посадить ее в машину, успокоить. И увезти в свою жизнь.

Я читаю Анечке историю про Норму. Анечка спрашивает: «А что было дальше?»

А дальше была новая жизнь. Норма плакала и лаяла днем, вызывая возмущенные жалобы соседей, дожидаясь ее Девочку с работы. И радостно бежала гулять, подхватывая по дороге все, что казалось ей съедобным и торопясь проглотить, пока не отобрали. И получала за это строгие, но нестрашные выговоры. И, вырывая поводок, мчалась дальше, приседая на каждом метре, обозначая свою территорию.

Она постепенно привыкает к новому дому и особенно к серому толстому пушистому зверю, который издает противные звуки и норовит надавать оплеух, если зазеваешься. Она даже учится в «домашней школе» и уже научилась выполнять несколько команд, отзываясь на «Сидеть», «Лежать» и «Лапу!». И она ловит каждую минуту, когда ее Девочка дома и принадлежит только ей. А чтобы это не кончалось, она садится или ложится рядом, или на Девочкины ноги, а еще лучше – притулившись всем телом и прикрыв глаза, притворяется спящей, загородив той все пути к отступлению.

– Фш-ш-ш! – раздвигаются шторы и весеннее солнце уже в окне и в комнате.

– Вз-з-з! – отъезжает дверь балкона.

Ух сколько люда уже гуляет по бодвоку – деревянному настилу вдоль океана, растянувшемуся на целых шесть километров. Кое-кто уже сбросил куртки, скинул портки и бежит в коротких шортах, открывающих красные коленки. Смельчаки! Восхищаюсь, но не последую.

Осторожный щелк. Это закрылась дверь квартиры напротив. Эдди, беспородный блондин, тихонько подтяфкивает, не сумев выдержать радости. Его хозяйка Роуз воспитывает его джентльменом, поэтому он знает, что чувства следует выражать цивильно. Тихие шаги к лифту.

Невозможно оторваться от окна – небо абсолютно и тотально чистое: ни облачка, ни перышка – голубое-голубое. Шум океана мирный и ровный, – не так, как это было ночью, когда приоткрытое окно приносило его возмущенное рычание и резкие звуки ударяющихся и отпрыгивающих назад волн.

– Гр-р-р, – мелет зерна кофеварка.

– О-о-о, горяченькая пошла, – потек душистый коричневый напиток.

О, этот запах! Можно даже и не пить, понюхал и уже бодр.

Из спальни зашлепали большие тапки. В душе потекла вода. Мама открывает глаза.

– Как спалось, мам? Болит рука?

– Да нет, ничего… – и помолчав: – Ну как не болит? Болит немножко. – потом решительно и громче: – Есть не буду!

– Не будешь, не будешь… Хочешь у балкона посидеть? Держись за меня, вот так…

– Ой, высоко как! И вода синяя какая! И голуби большие какие, белые…

– Это не голуби, это чайки, мам… Пойдем сегодня, покормим, я собрала для них мешочек.

Громко и назойливо звонит телефон:

– Ошиблись номером, извините.

Еще звонок:

– Ошиблись номером, извините.

Внизу, во дворе двухэтажного дома, защебетали детские голоса. Впервые за неделю – суббота, все дома. Обычно все проскальзывают в свои норки – дома и квартирки – сразу после учебы-работы, и только окошки загораются одно за другим, – а на улицах никого. Тихо, безлюдно.

А сегодня вот она, еще одна радость, – нет этого глухого, привычного уже звука забиваемых свай на участке неподалеку, где скоро поднимется новое здание, а есть смех и веселый разговор выходного дня, шлепающие шаги детворы и даже, мнится, пощелкивание серенькой птички в кустах внизу.