Михаил снова сел на кровать, открыл в телефоне музыкальное приложение, вставил наушники в уши и включил любимый трек рэпера Logic. Уселся поудобнее, опершись на спинку кровати, и закрыл глаза, вспоминая сон. Всю ночь он любовался Юми, которая щедро одаривала его своей божественной улыбкой. Густые темные волосы шелком развевались на ветру, ореховые глаза сияли каким-то неземным светом, безудержной страстью, когда она крутила фуэте в неистовом танце. Ее фигура, обтянутая черной пачкой, была восхитительной: хрупкой, гибкой и удивительно пропорциональной. Никогда в жизни он не встречал девушки красивее. Михаил раскрыл чистый лист блокнота и на долгое время пропал в мире линий, изгибов и теней.
Но вскоре порыв свежего ветра, ворвавшийся в приоткрытое окно, заставил его оторвать взгляд от блокнота. Увидев в дверях соседа по комнате, Михаил выключил музыку и вытащил наушники.
– Эй, русский, ты опять рисуешь? – спросил Тони с типичной улыбкой «what’s up man?».
Он снял бейсболку, взлохматил прилизанные волосы цвета выгоревшей на солнце соломы и ловким движением руки забросил головной убор на крючок вешалки. Следом за ним полетела куртка, но, не достигнув цели, упала на пол – эх, не попал. Он звонко щелкнул пальцами и поднял ее.
– Фиговый из тебя баскетболист, американец, – усмехнулся Михаил. – А ты опять ходил фотографировать достопримечательности? – спросил он, вернувшись к рисованию. – Сдается мне, в Сендае уже не осталось ни одной подворотни, которую бы не запечатлела твоя камера.
– Между прочим, ты зря со мной не поехал, – хмыкнул Тони. Он стянул с шеи фотоаппарат и положил его на свою кровать, туда же кинул рюкзак, а потом и сам завалился на нее, не снимая обуви.
– Спасибо. – Михаил кивнул. – Мне хватило тех двух раз, когда я ездил с тобой. Неужели нельзя фотографировать в другое время? Обязательно нужно переться ни свет ни заря?
– Рембрандт, тебе этого не понять. Это ты любишь рисовать людей, а мне нравится снимать окружающий мир, а он особенно хорош на рассвете, когда вся природа еще спит, – выдвинул веский аргумент Тони. Он закинул руки за голову, скрестил ноги и уставился в окно. – А сегодня еще и погода великолепная. Не слишком тепло, но зато солнечно. То что нужно для съемок. А какой океан был! – восхищенно протянул сосед и бросил взгляд на Михаила. Заметив, что тот на него не смотрит, он снова уставился в окно.
– Какой? – машинально спросил Михаил. Закусив губу, он с усердием выводил изящные линии ножек танцовщицы. – Океан он и в Африке океан, – добавил он.
– Не скажи, – возразил Тони. – Сегодня он был необыкновенный, какой-то непривычно спокойный, будто притих перед бурей. Это ты у нас филолог, а я юрист, так что мне сложно передать словами ту красоту, которую я наблюдал. Это надо было видеть. А хочешь, я тебе сейчас покажу? – Он вскочил с кровати, взял с тумбочки «Макбук». Вернувшись на прежнее место, Тони поставил его на колени и принялся скачивать снимки с фотоаппарата.
– Ну, давай, папарацци, посмотрим, что ты там наснимал, – улыбнулся Михаил.
Пока загружались фотографии, Тони откинулся на стену и с улыбкой посмотрел на товарища.
– Слушай, и долго ты собираешься валяться в общаге? – поинтересовался он.
– А что я, по-твоему, должен делать? – Михаил оторвал взгляд от рисунка, его левая бровь дернулась вверх. – Или ты забыл, что администрация университета устроила нам сегодня выходной?
– Конечно не забыл, – фыркнул Тони. – Все-таки молодцы японцы. Нравится мне их традиция иногда делать дополнительный уикенд.
– Согласен, круто. – Михаил кивнул. – Если бы подобное сделали в России, нам бы точно эта идея пришлась по душе, мы любим отдыхать. Такого количества праздников и выходных дней, как у нас, наверное, нет ни в одной стране мира, – усмехнулся он. – А вот японцам, по-моему, они триста лет не нужны. Я слышал, не так уж и много народа отдыхает в этот день, остальные как пахали, так и продолжают пахать. Они же трудоголики еще те, – со знанием дела заявил Михаил.
– А ты не забыл, что мы сегодня идем к Йоши на вечеринку?
– Да не забыл. – Отмахнулся он рукой с карандашом. – Вот только думаю, стоит идти или нет.
– Майкл, да ты спятил? – воскликнул Тони. – Ты когда последний раз тусил у самураев в гостях?
– Никогда, – усмехнулся он.
Между собой они по-разному называли японцев: и самураями, и панасониками, и джапанами, и нихондзинами. Но эти эпитеты придумывались вовсе не из-за неприязни к местному населению, а всего лишь шутки ради. Парни и друг друга бесконечно подкалывали. Тони, например, иногда называл Михаила Коза ностра или медведем. Он был из того числа американцев, которые до сих пор думают, что в России по улицам разгуливают косолапые, мужики носят шапки-ушанки и сутки напролéт играют на балалайке. Михаил в долгу не остался и тут же записал соседа в вожди краснокожих. Когда бледнолицый светловолосый Тони услышал свое новое прозвище – Чингачгук, – он очень удивился: «Майкл, ты посмотри на меня, я же не имею ничего общего с индейцами, мои предки были ирландцами». Михаил тут же парировал: «То есть ты хочешь сказать, что я похож на медведя?» Тони окинул взглядом высокую мускулистую фигуру товарища и воскликнул: «Конечно похож. Вылитый медведь и такой же здоровый. Гризли!»
Читать дальше