Валентина Мясникова - Мои закаты и рассветы

Эльвира, если б не знала всей правды от сестры Нины Алексеевны, то на первый взгляд подумала, что у молодой семьи год за годом жизнь складывается лучше некуда. Она не винила Инну в том каверзном замысле её родственников, веря в то, что произошедшее между нею и её сыном до свадьбы было полюбовно, поэтому никогда не вмешивалась в их отношения. Валерий с Инной тоже не баловали Гусевых своим посещением, возможно на это была своя причина. Зиновия с женой всё больше беспокоило пристрастие сына к алкоголю, которое словно болото всё глубже затягивало его на дно. За то, что они, переживая за него, просили остановиться пока не поздно, нарывались на грубость, Валерия лишь раздражали нотации родителей и больше ничего.

Тёща, та наоборот почти не выходила от них. Она, обвиняя зятя в пьянстве, настырно лезла на скандал в их доме, хотя вероятней всего сама же к этому ручки-то свои приложила с помощью своей матери ведуньи, которая вот уже как год мучается от невыносимой боли. Потому, как вставая с кровати, чтоб сходить по маленькому на ведёрко, упала с неё и повредила себе бедро, которое сколь бы не лечили, а оно не давало покоя и всё тут. Она денно и нощно просила скорой смерти, а та будто нарочно обходила её стороной.

Хотя Нина Алексеевна при встрече с семьёй Гусевых никогда не здоровалась, пройдёт мимо, будто не видит, Эльвира близко к сердцу это не принимала, думая про неё, здоровается, не здоровается, ничего от этого не изменится. У неё просто в голове не укладывалось то, что когда сваты спаивали их сына, не думали о своём Анатолии, ведь тот, когда услужливо подливал Валерию их самогон, сам о себе не забывал тоже. А теперь очерняя Валерия старалась скрыть ото всех, что её сын-то Анатолий запил похлеще, чем нелюбимый зять да ещё ко всему этому лишился работы. Так же, словно в солидарность сыну, в пьянку ударился и её муж. Как говорит старая поговорка: «шила в мешке не утаишь», Эльвира, увидев лилового от запоя Анатолия, вернулась мыслями во время четырёхлетней давности, где вспомнила с содроганием, как спаивали её сына и себя униженную на свадьбе сестрой Нины Алексеевны, тут ей вновь пришла на ум поговорка – «Не желай никому зла, и оно тебе не аукнется».

Как-то после ночной смены Валерий заглянул к отцу с матерью, Эльвира как раз из духовки доставала испеченный пирог с рыбой, воскликнув, «ох как я соскучился мам по твоей стряпне», уселся за стол. Уписывая его за обе щеки, он одновременно рассказывает ей, как его жена вместе с близкими родственниками уехала в церковь, а ему всегда неуютно почему-то одному оставаться в их доме, вот и решил тут скоротать время.

Эльвира поинтересовалась у него: «Видно праздник церковный какой?»

«Да не-ет, – с улыбкой ответил Валерий, – они как два года уже в церковь повадились, сразу набожные все стали, как похоронили мужа у сестры Нины Алексеевны, который вдруг умер от рака. Мне тут Инна по секрету рассказала, что её бабушка находится в таком состоянии, что вот-вот помрёт, и родственники надеются, что в это время дар ведуньи может перейти к кому ни будь из них. Они думают, что получив этот дар, смогут оградить себя от несчастий, которые начали преследовать их. Ведь они как ни стараются, так и не могут вытащить сына с тестем из запоя, и у бабушки из-за частичной потери памяти наговоры не получаются, отсюда и молятся».

«Да уж, – думает про себя Эльвира, – видно грехов ни мало на душе накопилось, коли судьба повернулась к ним задом…»

Пока она доставала очередную стряпню Валерий примостился калачиком на диване, где сразу же заснул праведным сном.

Накануне выходных Эльвира вплоть до полуночи возилась с вишней, надеясь на следующий день выспаться досыта, но Зиновий сам проснулся ни свет, ни заря с головной болью и ей не дал выспаться, уронив на кухне коробку с лекарством. Успокоив боль, он вновь плюхнулся на кровать и уснул как убитый, а для неё прерванный сон среди белого дня обернулся высоким давлением. Вечером, проводив мужа в ночную смену, Эльвира, не выдержав усталости, легла спать раньше обычного, хоть солнце ещё ладом не скрылось за горизонтом. Чувствуя, как на мягкой постели расслабляется мышечная боль во всём теле, Эльвира, окутанная дремотой, непроизвольно смежила тяжёлые веки. Видит явно как в открытую дверь спальной вошла мать Нины Алексеевны, которая, сняв с себя тесёмочку с нательным крестиком, настырно пыталась тут же его одеть ей на шею. Она будто с силой оттолкнула от себя эту незваную гостью, и та с болезненным стоном словно испарилась из её комнаты.