Катерина Гашева - Штабная

Погас свет. И в кабинете стало пасмурно. Небо уже не светилось. Влад опять видел только спину Машки. Он вдруг подумал, что сейчас, во время войны, показывать спину – скорее акт доверия, чем неуважения. Он даже почувствовал что-то вроде симпатии, но одернул себя.

– Про таких как она, – сказала Машка внезапно, – говорят: она родилась с зеленкой на лбу.

– А почему с зеленкой?

– Разве ты не знаешь? Чтобы расстреливать удобно. Люди с десятой верой долго не живут. И мы часто не знаем, что с ними произошло.

– У нее была десятая вера?!

– Она не говорила?

– Нет.

«Надо же, был рядом с таким чудом и не заметил», – подумал Влад.

– Но как она пропала? Куда?

Машка обернулась и посмотрела на него долгим взглядом.

– Про Дизеля слышал?

– Который штаны или моторы?

– Моторы, разумеется. Осенью девятьсот тринадцатого он исчез посреди Атлантики. Отплыл на пароходе из Антверпена, был в хорошем настроении, шутил. Вечером ушел в каюту и больше его никто не видел. Никогда. У него тоже была десятая вера.

– Тогда же не измеряли.

– Восстановили по биографии.

– А Наташа тут причем? Она ничего такого не сделала. Ну, не изобрела ничего. А с десятой должны мир менять, по-любому.

– Да. Может быть, удалиться из мира – это и есть его изменить? Давай тест, заканчивай, умник. Фонарик дать?

Влад отвечал на вопросы и думал о вере. Он толком не понимал, что это. Знал только, что это очень важная вещь – степень веры. Насколько человек может поверить. Как сильно. Говорят, у психов вера запредельная, только управлять ею нельзя, потому что не хватает чувства. Может, психи оттого и психи. Вера мощная, шестая, даже восьмая, а чувство нулевое.

В неровном луче фонарика тест казался особенно глупым. А Машка молчала и кормила крысенка в клетке. Еще бы канарейку завела…

Влад снова нашел, за что можно неуважать кураторшу, и это придало ему сил.

«Если вы не боитесь жирафов, можете ли начать бояться, если попросит Родина?»

Влад поразмыслил и ответил утвердительно.

Он шел обратно в темноте, подсвечивая себе дорогу телефоном. Электричество уже возвращалось в вены здания. Жужжали какие-то моторчики, свистели насосы, эскалаторы возили тени покупателей. Жаль, что на долю освещения не досталось ни ватта.

На первом этаже в свете уличных фонарей тренировалась группа солдат.

– Шире шаг! – орал командир и бойцы бежали бесконечно вверх по движущейся вниз лестнице.

Машка проснулась посреди ночи. Комната плыла и шаталась, как каюта лайнера, внезапно попавшего в шторм. Выли сирены, по стенам бродили лучи прожекторов. И, также внезапно, все успокоилось. Но Машка уже не могла заснуть. Она думала о Рудольфе Дизеле.

Вот он открыл дверь своей каюты, вот остался один. С качкой и шепотом волн наедине. О чем он думал? Какое было у него лицо в тот момент?

Машка не столько верила, сколько на самом деле знала, что бывают такие разломы, куда, раз, и проваливается человек. Исчезает. Падает все ниже, ниже.

Машка закинула руки за голову. Ее муж вписал в завещание графу о передаче жене звания и наград только после долгих уговоров. Она могла бы, конечно, сейчас быть не здесь. Не помнить, не думать о войне. И о муже не думать. Неужели нет других тем в такую-то ночь.

Вот, Влад. Мальчик, готовый бояться жирафов по велению Родины. Вера у него небольшая, и слава Всевышнему. Были еще мысли, но она не запомнила. Потом в бывший салон «Эвридика» заглянули, и муж Виктор, и друг его Олег Глумус. Они о чем-то говорили над ней на неясном языке. Только тогда Машка поняла, что спит. «Не приходите больше», – попросила она. И они обещали.

– Ты че шаришься после отбоя? – спросил Марк у Влада.

Он сидел на подоконнике открытого настежь окна и курил.

– Эта задержала.

– Задержала она его…

Плотва, оказывается, тоже не спал, но его не было видно. Из-под одеяла раздавался только голос. Плотва читал что-то при свете фонарика, вернее не читал, а смотрел. «Веселые» картинки, наверняка.

Влад сел на подоконник рядом с Марком.

– Чего спрашивала?

– Да, тест какой-то дала дурацкий. Не пойму этих психологов. Идиотизм.

Марк смотрел на крыши пустых многоэтажек, откуда в полном соответствии с планом эвакуации сбежала человеческая жизнь.

– Мой командир говорил, что не понимает и не хочет понимать психологов, но понимает психологинь.

– Ага. Я тоже, – раздалось из-под одеяла.

Влад поменял затекшую ногу.

– Марк, а он как погиб?

– Мы не видели. Вернее, все всё видели, но каждый по-своему, очень по-своему. На нас то ли газ какой пустили, то ли чё. И вообще, спи. Я байки из склепа травить не собираюсь. Я тебе не Плотва.