Уже полгода в Макаров перестали поступать «Книги для армии», а жаль, там попадались замечательные вещицы, например, повесть «Бой в ромашках» некоего Б. Поздейченко.
В конце этого бессмертного опуса три брата спецназовца, и отважная девица оказались в окружении посреди ромашкового поля, девицу подсадили с винтовкой на березу (куда ж без нее). Все, конечно, погибли, и кровь обагрила ромашки. Наша армия – самая читающая армия в мире.
Машка открыла личное дело Плотвинина Кирилла Витальевича и углубилась в чтение. В какой-то момент она поймала себя на том, что читает его почти как роман «Три мушкетера». Плотвинин много, активно и разнообразно радовался жизни. Лазил в окна домов офицерского состава, бывал бит мужьями и одним объектом воздыханий – «три удара торшером». Он был, наверное, неплохой офицер. Бесшабашный, отчаянный.
Машка даже закусила губу, когда прочла в конце кодированную пометку: «Расходовать в первую очередь, забыть».
Она закрыла дело. Выключила свет и легла на кушетку за ширмой. Читать больше не хотелось. На второй или третий месяц войны появились эти странные формулировки: «хранить одну половину вечности», «забыть», «вычеркнуть из памяти». Даже на автоматах поначалу были наклейки: «Оружие может привести к смерти».
Машка перевернулась на другой бок. Не спалось. Мир вздыхал.
– И эскалаторы работают! Офигеть! О, кинотеатр! Смотри, афиша! А я этот фильм видел, до войны еще, с девкой своей ходил.
Плотва перегнулся через движущиеся перила и смотрел вниз, на выцветшую афишу. Влад молчал, сунув руки в карманы.
– Штабные сволочи, – сквозь зубы процедил Марк.
К куратору их сопровождал лопоухий рядовой в необмятой форме. «Мальчишка», – подумал о Влад, а потом сообразил, что парень, скорее всего, его ровесник. Поступая в училище на ускоренные Влад подделал метрику.
– Проходите туда, дальше по коридору.
– А проводить?
– Не положено, – сказал солдат и отвел глаза.
– Блин! Еще бы карту дали!
Солдат покраснел и протянул Марку план гипермаркета с рекламными вставками и купонами. Плотва захохотал, Влад совершенно растерялся.
– Реклама, блин, – сказал он.
Место назначения было отмечено крестиком.
– Раздевайтесь, – сказала она, не поднимая головы.
– Так сразу? – широко улыбнулся Плотва. – Я прям не готов.
– До пояса.
– С какой стороны?
Некоторое время три офицера стояли возле стола и смотрели на Машку. Марк был в бешенстве. Тихом, плохо скрываемом. Плотва изучал девушку с нарочитым интересом. А Влад… Влад сам не знал, что чувствует, он хотел злиться, как Марк, или желать, как Плотва, но не выходило.
– Слушайте, девушка, – Марк навис над столом, – хватит строить из себя…
Она подняла лицо. Бледное, с искусанными губами.
– Вопросы?
– Вопрос один. На фига вы нам сдались? Вы можете чем-то помочь?
– Помочь? Почему я должна вам помогать? И, кстати, у нас что, правило обращения к вышестоящему офицеру отменили?
– Ага! Щас!
Машка побарабанила пальцами по крышке стола.
– Разденьтесь до пояса и успокойтесь.
Марк скинул куртку, рубашку. Машка взглянула на его плечо, на еще беловатый, похожий на пенку на молоке шрам, и застыла. Ну, конечно! Она открыла личное дело Марка. Как она сразу не признала эту нагловатую манеру. Эти движения. Он многое взял от своего командира.
– Олег Глумус – хороший командир, – сказала она медленно.
Марк отшатнулся. Его лицо вытянулось.
Рядом охнул Влад.
– Он умер.
– Я знаю, – Машка кивнула.
Марк отвернулся.
Когда первичный осмотр закончился, Влад и Плотва присели на стулья около большого зеркала. Плотва пригладил волосы и подмигнул отражению.
– С момента доведения и до дальнейших распоряжений, я ваш куратор, и вам придется с этим смириться, – говорила Машка. – Я проведу диагностику. Повторную диагностику на чувство и веру.
– Смотри, крыса, – Плотва ткнул Влада в плечо.
– Вижу я.
– Да не там!
Влад посмотрел, куда показывал Плотва, и увидел клетку с крысенком.
Плотва заржал.
– На черный день, наверное.
Влад криво улыбнулся и наткнулся на взгляд штабной крысы, той самой (он, наконец, узнал ее) освистанной на улице в День первенства.
– Все свободны. Завтра вас вызовут.
В коридоре друзья как по команде остановились. Марк тяжело дышал. Влад утирал потный лоб, Плотва лыбился.
Машка сидела, опустив голову на руки. Когда они прощались с Олегом на трамвайной остановке, была весна.
– Ну что, мать, свидимся на небесах. У третьей яблоньки, ок? Научу тебя стрелять.
Читать дальше