Сергей Кучерявый - Лабиринты. Роман

Спустя несколько времени аврала озадаченный и уже заметно поникший главврач вернулся в кабинет. Там, примерно в той же самой позе сидел Степаныч, который и не собирался покидать этот уютный диванный уголок, подле которого он от скуки уже успел подъесть большую часть провизии.

– А ты все жрёшь? – без возмущения и раздражений произнес Николай Николаевич.

– Каждый должен заниматься своим делом, – привстал тот и налил другу полную рюмку коньяка.

– Ой, да знаю я твои дела.., хомяк ты, – совершенно лишенный сил он рухнул в кресло, – а главное знаешь, они все как под копирку начали одновременно умирать. Все те, кому неделю назад ввели новую вакцину. Что опять такое? Всё же хорошо было, они же выздоравливали все. Фуф, благо то, что вакцину не успели утвердить в министерстве, и только мы этого коснёмся, а не вся система.

– Я тебя разочарую, те умы, ну которые там высоко сидят, они решили, что вакцина готова и незачем дожидаться окончания срока испытания. Ну чего там, пару дней же осталось, да и пациенты бодрячком! Вон, в новостях показали!

– И что..? – немного погодя с опаской спросил главврач, опустивший голову вниз, мучительно объяв её руками, – они эту вакцину куда-то уже успели отправить?

– Две тысячи людей в срочном порядке получили эту вакцину! Гуманитарная помощь голодающим Европы!

– Ёптить.., – в искреннем шоке передернулся Николаевич, – ну почему, почему в кабинетах сидят одни бараны!?

Николай Николаевич в дичайшем ужасе метался из стороны в сторону, растерянно пытаясь то ли позвонить, то ли срочно взять что-то из шкафа. В итоге он словно скулящий пес от безысходности просто опустился в кресло. В его голове, как у истинного врача, который и днём и ночью преданно горит на своем непростом поприще в принципе, не мог наступить момент понимания и тем более принятия первостепенной экономической, а тут еще и политической причины, ведь какая разница какого цвета у больного человека паспорт. Врач, здравоохранение должно излечивать людей, нуждающихся в этом – таково было его примитивное и непоколебимое суждение.

– Ладно, хрен с ними! Знаешь, там я один момент заметил, – вновь он резко переключился на режим работы, – там у нескольких трупов, у них во рту то ли жидкость была, то ли слизь с кровью. Такое ощущение, что в пик агонии в легких что-то лопнуло, скорее даже взорвалось, раз аж в ротовую полость выкинуло. На анализ то конечно всё взяли, но когда этот анализ будет готов, если его ещё даже не начали делать. Когда кстати твои прибудут?

– Не скоро Коля, не скоро, – с несвойственным огорчением ответил он ему и достал из хозяйского приоткрытого сейфа новую бутылку коньяка.

– Ты можешь толком объяснить, почему не скоро? Они чего совсем идиоты?

– Нет Коля, это мы с тобой идиоты поверь, нас ещё козлами отпущения сделают, – равномерно и умиротворённо продолжал Степаныч, при этом он подозрительно плавно совершал действия, какая-то внезапная апатия вселилась в него, – не скоро.., м-да.

– Я тебя не понимаю, что с тобой? Почему не скоро? Чего ты сидишь? Звони, буди!

– Коля, ты прекрасный врач, лекарь, если позволишь, но в делах пень пнём. Объявлен жесткий карантин, лаборатория, комиссия и все остальные приедут сюда только тогда, когда будут полностью экипированы. Вернее всего завтра, может быть…

– Ну а мы-то не экипированы тут и нормально же всё? Ты же сам понимаешь, что каждый час сейчас на счету!

– Я-то? Я-то понимаю, а вот ты врач-убийца вообще ничего не понимаешь!

– С какого хрена я убийца? Чего ты несёшь придурок?

– Не знаю! В новостях потом посмотрим, что о тебе там придумывают.

– Чушь какая-то! Это же Минздрав, сами поторопились, не дождались результатов!

– Ты как ребенок, ей Богу. Они, ну те, кто приедет – они герои, а мы с тобой, а особенно ты – неуч и халатный врач-убийца.

– И чего теперь делать? – растерянно спросил главврач, со скорбью озираясь по давно стемневшим углам своего кабинета.

– Отдать распоряжения, успокоиться, и отпусти уже бутылку, вцепился как клещ. Садись, будем ждать рассвета, этот рассвет мы с тобой точно запомним!

Сакральным и немыслимо древним началом проникали настырные, но нежно-добрые утренние лучики Солнца в каждый уголок пробуждающегося города. Очень сложно представить, просто взять в толк тот факт, что это ленное, плавное состояние выхода из одного пространства легковесных грёз и входа в другой мир стабильной реальности происходит с человеком круглосуточно, с ним, вокруг него всегда и постоянно. Непрерывно на нашей планете где-то случается рассвет и там точно так же какие-то люди капризно, радостно, счастливо или ненавистно встречают новый день. Вика, девушка лет двадцати пяти в привычном раздражении, свойственному ей по утрам торопливо ступала излюбленными кедами по знакомому тротуару, ведущему к клинике, где она работала медсестрой. Её красивые, отчетливые черты лица и весьма привлекательная фигура никогда не оставались в стороне внимания, даже не смотря на повседневную, часто спортивную одежду, в которой она привычно шла на работу. Пациенты и прочие около больные ухажеры её не привлекали, а если бы и кто достойный всех её критериев мог находиться в этом поле, то он был просто обязан после найти её, так считала Вика. А всевозможных ленивцев, скупердяев, пошляков и прочих, обделенных интеллектом, она по своей природе вообще не расценивала как мужчин. Характер её то ровная гладь, то внезапная волна, затишье, а потом с другой стороны бушующий тайфун, но всё внутри неё могло резко сойти на нет, в час согласия или проявляя искренние действия нежности и любви. Мелкая рябь её настроения для всех являлась привычным делом по утрам. Все прекрасно знали и учитывали этот утренний пик, стараясь лишний раз не задирать её, ведь у каждого есть свои особенности. В любом большом коллективе существуют взаимные щупальцы сплетен, новостей и подколов, они как неизменная традиция человеческих общин. В этот круг утреннего моциона медперсонала также входила и продавец небольшого магазинчика, что располагался близ клиники. Вика, едва купив всё необходимое не торопилась уходить, она вслушивалась каждой клеточкой своего тела в отчаянный рассказ свежих горячих новостей вылетавших из уст трепливой продавщицы.