Вячеслав Гуревич - Мемуары шпионской юности

– Да у меня и в мыслях не было. Я просто хотел удостовериться, что вы знаете маршрут эмиграции.

– Я знаю этот маршрут. Моя работа заключалась именно в том, чтобы не пускать в Америку нежелательный элемент вроде тебя.

– И что, не поладили? Библиотечный день не дали?

Он пожал плечами.

– Я государственный чиновник. Перевели в другое место.

Люблю наблюдать, как угроза сжимается и окутывается меланхолией.

Я «читаю» его и тут же чувствую острую необходимость выйти.

– Прошу прощения.

Бывает, что на меня вываливается слишком много информации, причем под тяжелым эмоциональным соусом. Если бы у меня была инициатива, я «прочел» бы его так, как я это сделал с Эдит, или по крайней мере я бы переждал, делая паузы, медленно пережевывая входящие данные и переваривая их на будущее. Но за этим столиком я далеко не в седле. Срочно нужен перекур.

Плюхаюсь на стульчак, спускаю штаны – на всякий пожарный. Закуриваю – что абсолютно необходимо, и место самое подходящее. ОК. Итак, до недавнего времени JC сидел в посольстве США на Виа Венето в Риме и проверял еврейских беженцев, подавших на визу. Работа – не бей лежачего, натуральное dolce far niente; что же случилось? Ведь курирование Фридмана в Колумбийском никак не назовешь повышением. Ты в жопе, старик. Так что же, повторяю, случилось? Три стандартных гипотезы: бабло, бухло, бабы. Остальное статистически незначительно. Первые два – непохоже, слишком молод, слишком чистенький еврейский мальчик. Остается баба.

На берегах Тибра, среди мрамора и зелени Виллы Боргезе или, более вероятно, на шумных пляжах Остии, этот Живаго нашел свою Лару. Она: а) работала на КГБ, б) притворилась беременной, чтобы обеспечить визу, с) а плюс б. Неважно, это может подождать.

Грамматика простая: Рим был неудачей в прошлом времени. Колумбийский – наказание в настоящем. Леонид Закс – возвращение в ряды в будущем. Чем скорее это дойдет до JC, тем лучше.

JC вежливо осведомился о моем здоровье, никакой издевки, приятно слышать. На самом деле он был нормальный мужик. На данный момент это не играло роли, но в дальнейшем могло оказаться полезным.

– Официантка подходила, спрашивала, приносить ли тебе стейк.

– Очень даже. Всегда готов. Пионер всем пример.

На некоторое время диалог свелся к минимуму, поскольку мы погрузились в наши стейки. Особого аппетита у меня не было – я слишком волновался, – но я и виду не подал, тем более что с такой вырезкой особенно притворяться было несложно. (Можно подумать, что я так прямо разбираюсь в стейках.)

– Быстро ты ешь, – заметил JC, пока я подбирал каждую каплю соуса остававшимся куском мяса.

Ну да, ясный перец, убрать стейк за пятнадцать долларов с такой скоростью, как будто это Биг Мак, – это моветон. Надо смаковать туда-сюда, говорить умные вещи между кусочками…

– Дурная совковая привычка. Что уж там.

Я был вхож в лучшие рестораны в Москве, но я никогда не любил проводить на ресторанных пиршествах больше времени, чем требовалось. Раболепные официанты, надменные боссы – это не мое. Кроме того, если меня звали, это было по работе.

– Для переваривания пищи тоже не очень полезно.

– Жизнь в СССР вообще не очень полезна для здоровья.

Наконец JC прикончил свой стейк и отставляет тарелку, оставив на ней пару ломтиков картошки. Уссацца какие манеры.

– Мы можем о делах?

JC взялся за руль. Хватит кокетничать.

– Что же ты такого недоговорил на своем интервью? Ты осознаешь, что ложь на заявлении может привести к депортации?

– А я и не лгал. Но я и не устроил шоу, как с Эдит.

Пауза.

– А чем ты вообще в России занимался? Ты использовал этот свой «дар»?

Вот мы и подошли к интересной части.

– Насколько вы разбираетесь в советской жизни? Вы знаете, что такое «цеховик»?

Официантка приносит десерт. Яблочный пирог a la mode, то есть подогретый с мороженым сверху. И «нью-йоркский чизкейк». JC заверил меня, что эти два блюда – то, на чем стоят Америка и Нью-Йорк, соответственно.

Мы делимся, чтобы дать мне попробовать оба. Оба действительно потрясающи. Половина чизкейка слетает по моему пищеводу быстрее, чем Шумахер на «Формуле-1», только без рева мотора. Я меняю тарелки. A la mode звучит претенциозно, но концепция сочетания подогретого пирога с мороженым посылает сноболексические возражения подальше.

– You like?

Исключительно из вежливости я мычу в ответ. Какие уж там разговоры. Господи, дай мне силу воли остановиться на полтарелке и предложить остальное JC.