Герш Тайчер - Студент

А вот способ засыпания в длительных поездках я отработал лет тридцать тому назад, когда вынужден был по работе часто летать через океаны. Способ очень простой и понятный: закрываешь глаза, твёрдо зная, что не откроешь их ни под каким предлогом. Чем сильнее уверенность в том, что глаза не откроешь, тем короче время засыпания.

Уверенность, что до прибытия в Черновцы я засну ещё раз, была близка к нулю. Если я открою глаза, то увижу заранее известную мне картину. Никто в купе не разговаривает, но это не говорит о том, что все спят.

Обычно ритм стука колёс поезда чаще ритма биения моего сердца. Но стоит поезду уменьшить скорость, как в отдельные мгновения ритм поезда входит в резонанс с биением моего сердца, и я чувствую себя особенным и избранным.

Ритм колёс поезда стал медленнее моего пульса – идём на остановку. Скрипнула дверь купе, и я открыл глаза. Двое попутчиков выходили – значит, Ивано-Франковск. Жена не спала и смотрела в окно.

– Ты не спала, Эвита? – спросил я жену полусонным голосом.

– Да что-то не спится. Немножко почитала, немножко послушала музыку, а сейчас просто в окно смотрю, – в это время поезд полностью остановился.

– Это Ивано-Франковск. Полпути проехали, осталось два часа до Черновцов, – уверенно проинформировал я жену и после минутного перерыва добавил: – Надеюсь, к нам не подсядут новые пассажиры.

Мои надежды не оправдались. В купе вошли хорошо одетый мужчина лет пятидесяти и юноша лет семнадцати. Мужчина был свежевыбрит, совсем седой, с хорошо ухоженными волосами. Бросались в глаза тонкие, длинные и жилистые пальцы. Юноша был скуластым, одет просто, аккуратно и чисто.

– Доброго вечора, – сказал мужчина, видимо замечая, что я и особенно моя жена – не местные. – Сподіваюся, ми вас не дуже потурбуємо. Ми лише до Чернівців 1.

– Будем рады хорошей компании, – ответил я за себя и за жену. – Мы тоже до Черновцов.

С тех пор, как в седьмом классе я был председателем клуба юных чекистов, меня тянуло демонстрировать на людях свою наблюдательность, поэтому я не удержался от искушения и сказал:

– Позвольте мне предположить, что вы отец и сын. И ещё: ваше постоянное место жительства – Ивано-Франковск.

– Правильно предположили. Разрешите представиться, Василий Петрович Стасюк, главврач Ивано-Франковской областной больницы. А это мой сын Мыкола, – сказал мужчина, присаживаясь рядом со мной, а его сын забился в угол скамейки напротив.

– Очень приятно, господин доктор. Я Соломон Абрамович Глейзер, а это моя жена Эвита, – отбарабанил я и добавил: – Я тоже доктор, но не врач, а физик.

– Как интересно! Какое совпадение! Мой сын на следующей неделе начинает обучение на физическом факультете черновицкого университета.

Он посмотрел на сына с горделивой любовью отца, потом отвернулся и шепотом, но чтобы все слышали, пошутил:

– Видите ли, сын планирует получить Нобелевскую премию по физике в самое ближайшее время.

– Более чем интересно! Интересное совпадение! Ровно сорок девять лет тому назад, 27 августа 1970 года, по этой же железной дороге, но в другом направлении я ехал в Новосибирск занять свою очередь за Нобелевской премией.

Мыкола вытащил голову из тёмного угла купе, и по его глазам было видно, что ему интересна эта тема. Но в то же время, как любой юноша его возраста, он решил съязвить:

– Не припоминаю вашей фамилии в списке лауреатов Нобелевской премии за последние сто лет. Может, вы получили её до этого, – доброжелательным тоном сказал он, возвращаясь в свой тёмный угол.

– Молодой человек, – сказал я медленно, с интонацией старого мудреца, – таким, как вы, я уже был, а вы ещё не успели побывать в моём положении. Моего имени вы не найдёте в списке лауреатов Нобелевской премии, потому что я никаких премий не получал и на это были причины.

Какая разница между Мыколой и мною в его возрасте? Что же изменилось за последние сорок девять лет? Добьётся ли Мыкола Нобелевской премии? Наверное, нет. Или всё-таки да? Каковы его шансы?

По приезде в Черновцы мы поселились в гостинице «Аллюр», как всегда, в номере 23 на втором этаже, с окнами на Центральную площадь. Было поздно, машин на Головной и на Русской улице почти не было, и я полностью распахнул окно. Ночной августовский черновицкий аромат стал быстро заполнять комнату. Всё тот же сочный ночной аромат, знакомый мне с детства.

Ничего не изменилось.

Прямо напротив гостиницы, в центре площади, стоял большой крест, а раньше там был памятник Ленину. На первый взгляд – большое изменение, но это только на первый взгляд. Если вдуматься, то это абсолютно то же самое.